— Грейнджер, — шиплю я, потому что она оказывается в пяти шагах сзади меня, — что я говорил про отставание?
— Я очень устала, Малфой, — она качает головой и глазами умоляет меня остановиться. — Мы идем уже пару часов!
— Разве? — удивляюсь я, но спорить не хочу. Усталость накатывает и на меня. — Хорошо, сделаем остановку. Думаю, мы прошли примерно три километра или около того.
У нас нет еды, и я не знаю, чем себя занять, кроме как уставиться в ствол дерева напротив. Я не любитель подобных походов, предпочитаю проводить время, как цивилизованные люди. С канализацией, водопроводом и прочими милыми сердцу вещами.
Грейнджер приваливается к стволу и переводит дыхание. Прикасается к своим стопам и отдергивает руку.
Смотрит на меня.
— М-малфой?
Со своей шикарной копной волос, с этим пробором, с идеальной кожей — прямо как на постановочных колдографиях, черт ее побери, или мне это кажется?
Будто нехотя, поворачиваюсь к ней. Почему мне неловко?
Она указывает на свои ступни.
— Поможешь? — и откидывает волосы коротким движением головы, так естественно, так по-девичьи.
Направляю на поврежденные места палочку и бормочу заклинание. Ей становится лучше, и, заметно повеселев, Грейнджер собирается начать разговор. Я уже узнаю этот момент.
Как будто она не устала, не замерзла, не хочет есть.
Как будто она, как и я, оклемалась после вчерашних событий.
Как будто не было сна урывками.
— Ты не чувствуешь ничего необычного? — спрашиваю ее, предвосхитив ее попытку завязать беседу.
— Не знаю, — пожимает она плечами. — Что ты имеешь в виду?
— Как давно ты ела в последний раз?
— Думаю… Думаю, что два дня назад. Он приносил мне ужин, — и Грейнджер передергивается. Я знаю, милая, каково это.
— И ты можешь идти?
— Наверное, это стресс, — пожимает она плечами. Всегда есть разумные объяснения. — Утром мне было немного легче.
Мне же легко и сейчас. Не хочется даже пить.
Не буду спрашивать ее, хочет ли она отлучиться по делам, чтобы не вгонять ее в краску. Все равно отлучаться ей нельзя.
Молчим, и я опираюсь затылком о ствол.
Грейнджер ерзает.
— Что-то колется, — сообщает она, уловив мой взгляд. — Странно, мы же не в еловом…
Хохочу:
— Ты сидишь на муравейнике, Грейнджер! — и это кажется мне очень смешным. После всего, что мы пережили за последние сутки, это самое человеческое и обычное событие поднимает во мне бурю смеха. Заливаюсь, словно в истерике, и не могу остановиться, пока наблюдаю, как она вскакивает и бьет себя по обтянутым джинсами бедрам, ягодицам, бокам. Грудь подпрыгивает вместе с ней, и внутри меня разливается что-то неясного происхождения.
Она визжит и сбрасывает с себя муравьев, давит их ногами, прыгает, но их слишком много, и ей приходится расстегнуть ширинку, чтобы избавиться от этих мелких проворных — отворачиваюсь!
Я буду вежливым.
Все еще радостный, поворачиваю к ней голову, чтобы спросить:
— Нужна помощь?
— Обойдусь, — раздосадовано шипит, и я слышу шуршание материи под ее пальцами.
Сглатываю, вспоминая, что она без белья, и сразу становлюсь серьезным. Все перестает быть смешным.
Я взрослый мужчина. И я имею право реагировать на такие вещи, кем бы она ни была.
Она вроде закончила, еле слышно застегивается молния, и я обнаруживаю ее раскрасневшейся, с растрепанной косой, которую она заплела утром.
Подхожу и вижу нескольких муравьев на ее челке.
— Замри, — зачарованно шепчу и приближаюсь.
Она не двигается, ее губы такие манящие, а водолазка по-прежнему тесная, и я знаю, что почувствую мягкие округлости, если положу руку не на ее голову, как сейчас, а чуть ниже.
Молчит и дышит так, что крылья ее носа трепещут, как и я.
Мой большой палец на ее виске, под ладонью ухо, волосы мягкие, хоть и грязные. Убиваю и выбрасываю трех муравьев, прежде чем отпустить ее. Не смотрю в ее глаза, не разрешаю себе опускать взгляд. Только боковым зрением. Украдкой. Эти ощущения будят во мне давно забытое пружинящее во всем теле чувство предвкушения. Она так близко и так недоступна.
— Мы готовы идти? — хрипло спрашиваю я и проклинаю себя за этот тон.
— Да, пожалуй, — кивает она, и ее голос срывается на сип, или мне кажется?
***
Замечаю синие круги под ее глазами, когда мы останавливаемся в следующий раз. Видимо, на сегодня наш поход окончен.
Я все еще в недоумении оттого, что не чувствую голода и жажды. Поначалу это казалось симптомом недавнего перенапряжения, но мне давно не шестнадцать, чтобы протянуть больше суток без еды. Опасаюсь за здоровье Грейнджер.
Она валится на землю, и мне приходится поднимать ее и прислонять к очередному дереву. На всякий случай убеждаюсь, что под ним нет — ха-ха — муравейников.
Держу ее голову, и ее взгляд из расфокусированного становится просто стеклянным.
— Тебе плохо? — слышу свой голос, но чем я могу ей помочь? Я хреновый спасатель, у меня с собой только спесь да желание поскорее рухнуть в кровать.
— Уже лучше, — бормочет она, прикрывая глаза, и я пользуюсь ее беспомощностью, чтобы сохранить наш контакт. Она холодная и потная, и ее настоящесть не пугает меня.