Тропа в бесконечность (СИ)

— Я знаю, — она прижимается губами к моей щеке, ее колено скользит вверх и обнимает мои бедра, так что мне приходится помочь ей держать равновесие, поддерживая ее под коленом и поглаживая вперед-назад ее расчудесные округлости. — Я знаю, но я не могу сопротивляться, — отчаянно признается Гермиона.

Рычу и разворачиваю нас так, чтобы она стояла спиной к продолжению тропы. Вообще-то, я тоже не могу сопротивляться, только не запаху, а ей. Если она попросит меня о чем угодно, я даже не буду искать повода отказать.

Поэтому, пожалуйста…

Я знаю, что все это неправильно, но не могу лишить себя этой неприкрытой радости, этого чудесного трепета, продлевая негу еще на пару секунд, и еще, и еще, пока в голове моей не идет отсчет каждой из них, и я готов если не отстраниться от нее, то хотя бы попробовать.

Делаю маленький шаг вперед, и она вторит мне.

Как будто я толкаю ее в постель, и вот-вот матрас ударит ей под коленки, заставив ноги подогнуться.

Но сзади нет ничего, и я всем телом потихоньку трусь об нее, заставляя отступать все дальше.

Громко охаю, когда она целует меня в шею, а потом лижет ее и снова целует. Я готов вечность провести с ней верхом на мне, и пусть она зализывает оставленные страстью укусы.

Мой член скоро взорвется, и я еле сдерживаюсь, чтобы не расстегнуть брюки и хотя бы дотронуться до него. При мысли о том, чтобы загнать его во влажную вагину Гермионы покрываюсь потом и резко начинаю трахать ее бедрами. Волны удовольствия болезненны и недостаточны, чтобы я вышел на пик, и от отчаяния я чуть не плачу.

Мне удается отвести нас достаточно далеко, чтобы мир перестал разваливаться, но Гермиона как будто не заметила этого и продолжает обнимать меня за плечи, сжимая и разжимая пальцы, и тереться щекой о грудь.

Запах постепенно сходит на нет, и я останавливаюсь, давая нам передышку и возможность ей осознать, что она больше не во власти феромонов.

Перестать толкаться в нее невыразимо сложно, но у меня получается. Гермиона замедляется, и, крепко сжимая мои плечи, замирает.

— Легче? — спрашиваю я, стараясь не поддаться чувствам и не гладить ее по спине.

Она кивает куда-то мне в пупок и очень медленно отстраняется.

В ее глазах чистая похоть смешана с виной и осознанием, и я больше не хочу смотреть в ее глаза.

========== Часть 5 ==========

Делать привал было крайне неловко, ведь рано или поздно кто-то из нас начал бы разговор, поэтому мы просто шагали, как могли.

Мои икры горят, и полагаю, что Грейнджер чувствует себя не лучше.

Сколько мы так шли, непонятно, но я не выдерживаю.

— Отдыхаем, — останавливаюсь и, согнув колени, упираюсь в них ладонями.

Оборачиваюсь на Грейнджер.

Она не в лучшей форме, хотя выглядит довольно… привлекательно, чего уж там скрывать. Ее кожа сияет, или это я предпочитаю не замечать грязь и пот на ее лбу?

— Я больше не могу идти, — выдыхает она, в ее глазах слезы, и она валится на землю, волосами зацепившись за куст.

Медленно подхожу и высвобождаю ее волосы, пока она вытягивает ноги и опирается на руки, поставив их позади себя.

Мы оба тяжело дышим, и я сажусь на землю в нескольких шагах от Грейнджер, которая сначала опустилась на локти, а затем и вовсе раскинулась чуть ли не звездочкой на мелкотравянистой поросли леса.

Она щурится от заходящего солнца, лучами касающегося ее сквозь кроны деревьев, рассматривая его через листву. Ее грудная клетка равномерно вздымается, и я отвожу взгляд, чтобы меня покинула резво возникшая перед глазами картина, как я сжимаю ее небольшую, мягкую грудь, прикасаясь к ней щекой.

Я знаю, что идти нам осталось всего ничего. Думаю, еще пара километров, и мы выйдем куда-нибудь в безопасное место. Скорее всего, ее друзья уже устроили бесконечное дежурство, и мы наткнемся на них, злых и тревожных. Я не назвал точного срока и места Поттеру и Уизелу, но, полагаю, они разыщут нас без особых препятствий.

Эта наша последняя ночь вместе, думаю я.

Вместе, противно смеется голос внутри.

— И давно ты занимаешься исследованиями? — нарочито отстраненно спрашиваю я.

Гермиона прикрывает глаза, а затем поворачивается ко мне и, смотря куда-то мне в плечо, отвечает:

— Именно Леса? Около месяца, но мы долго собирали необходимые бумаги, поэтому изучала на практике я его всего пару дней. Особенно нас заинтересовали метаморфозы, происходившие внутри. Он меняется изнутри, представляешь? За первыми же деревьями Лес, как кубик Рубика, по не выявленной пока еще закономерности изменяет себя целиком, — ее пересохшие губы жарко складывали слова в предложения, а от былой усталости не осталось и следа. Гермиона приподнялась на локтях:

— В первый же день наш коллега зашел в Лес, сделал всего шаг и выстрелил красной вспышкой. Мы засекли ее в нескольких километрах от точки входа!

На чем и был основан мой замысел побега.

— Это просто потрясающе! — с улыбкой продолжает Гермиона, она уже давно смотрит мне прямо в глаза, и я не в силах отвести взгляд. — Он… Рано еще утверждать, но складывается впечатление, что Лес как будто обладает своеобразным разумом.