Тропа в бесконечность (СИ)

— Меня всегда бесило, что ты лезешь вперед без спроса. Но я мог бы это простить, — шепчу я, впиваясь пальцами в бедро. Мягкая, беззащитная. Непонятного цвета платье превратилось в разорванную тряпку, серую, как и все здесь. Он пытал ее? Что еще он делал с ней?

— Однако ты ударила меня! — щипаю ее за внутреннюю сторону бедра, оставляя синяки, и она взвизгивает. Ее накрывает понимание, что все по-настоящему. Мы только начинаем, дорогая. Прости.

— Ты посмела прикоснуться ко мне, — шиплю я, стискивая другое бедро в опасной близости к ягодицам, и она скулит сквозь эти ужасные тряпки, завязанные у нее на затылке.

— Знаешь, как меня бесила вся ваша троица?! — Беру за челюсть второй рукой, как накануне, только теперь у нее не получится укусить меня. Она снова вскрикивает от неожиданности. Поверила, что мы не играем. Все правильно.

— Я рад, что Амбридж смогла отыграться на Поттере, — ласково говорю и глажу ее горло, чтобы схватить и приблизить к себе. Она выдыхает и начинает хрипеть, потому что я сжимаю слишком сильно. Я произвел нужный эффект.

— А я смогу отыграться на тебе, — улыбаюсь, задирая одежду и пробираясь к талии. Она скулит. Мы только начали.

Даже не смотрю вниз. Стараюсь, по крайней мере. Ее тело блестит и переливается. Кажется, я уже это говорил.

По-хозяйски щупаю за ребра. Сжимаю правую ягодицу, и она подскакивает, желая отодвинуться, но получается лишь прижаться ко мне, что явно пугает ее.

Снимаю руки с крепления и резко переворачиваю все ее тело, заставляя уткнуться в подушки, отчего она кричит. Нависаю сверху и почти ложусь на нее. Кажется, она начинает плакать. Еще чуть-чуть, потерпи.

— Вспоминаешь, как оставляла меня в дураках с Выручай-комнатой? — шепчу на ухо, коленками прижимая ее икры к матрасу. Ползу рукой по гладкому бедру вверх, к трусикам, заставляя ее задохнуться, а потом что-то промычать в свою тряпку. — Как ты и весь ваш идиотский Отряд Дамблдора корчили из себя великих мракоборцев? — Тонкая ткань под моими пальцами податливо скользит вниз. Гермиона громко и часто мычит, ее голос становится все выше, пока я стягиваю трусики. Ее руки прижаты к груди в позе молящегося, и она не может двигаться — только ерзать, что и делает. И визжит. Наверное, умоляет меня остановиться.

Она и хнычет, и просит, и боится.

— Как ты выдумала с этими монетами, а? — Выдыхаю на ухо, а она все плачет и уже почти не бьется подо мной.

Звякаю пряжкой ремня, и она заходится в истерике.

— Бесили меня с этим гиппогрифом! Его должны были казнить! — Я бьюсь бедрами о ее задницу. Боже. Она обнаженная, она орет, она…

Я теряю контроль и смотрю вниз.

Ее круглая задница в форме сердца подо мной. Ноги несильно разведены. Я опускаю руку вниз — прости — и глажу по бедрам, ягодицам, накрываю ее промежность ладонью, и я в раю. Ощущение теплой вульвы прямо под моими пальцами, она подрагивает, я держу Грейнджер одной рукой за талию — прямо за мягкий живот, она худая и теплая, чувствую лобковую кость — а другой ощущаю блаженство.

Пожалуйста, пусть эта картина навсегда останется в моем мозгу, я буду счастлив всегда помнить о ней, это же так красиво — ее тело мерцает, она пульсирует под моей ладонью, она трепыхается, но не может вырваться, тем самым делая для меня эту пытку только слаще.

Ты должна понять.

Запечатлеваю картину и прощаюсь с ней, мысленно оставив навсегда в своем сердце.

Убираю руку с вульвы — она дернулась подо мной, и мой без того напряженный член до боли упирается в брюки. Кажется, смазка уже несколько раз проступила сквозь трусы.

Грейнджер в панике, и я собираюсь держать ее там, пока она не поймет.

Снова бьюсь бедрами о ее задницу, и она вопит во все свои грейнджеровские легкие, еще не осознав, что мои брюки на мне. Я не совсем мудак, я не буду доставать свой член, но со стороны все должно выглядеть правдоподобно. Я не могу рисковать.

— Испортила такую красивую музыку своим отвратительным танцем с Поттером, кто тебя учил двигаться?! — продолжаю я, надеясь, что она услышит.

— Хвасталась, что любишь буйабес, так вот, это еда для нищих, — втрахиваю ее в матрас, мой член не понимает, что происходит, как и она. Кажется, она перестает голосить, только громко выдыхает каждый раз, когда я толкаюсь в нее.

На самое ухо шиплю ей:

— Говорят, что ты умная, ты должна понять меня, Грейнджер, — рискую, но она вроде бы приходит в сознание, — это мои гены. Я такой же, как отец и мать. Ты и Уизли сколько угодно можете сосаться в тайных местечках, вы же так подходите друг другу.

Она все еще плачет, но тело натянулось подо мной и расслабилось. Она не чувствует, как ее влагалище таранит мой член. Она не чувствует, что ей больно. Она начала понимать.

— Смешно, что он так ревновал тебя к Поттеру, что даже свалил, — хриплю я ей, и она поворачивает ко мне лицо.

Ну же, милая. Ты же умная. Откуда я знаю все эти вещи?

Смотрю на нее с мольбой, на миг скинув с себя маску гнева.

И она едва заметно кивает.

Она кивает! Она поняла.