Тропами Яношика

— Товарищи коммунисты Словакии! Идя на ваше собрание, мы волновались как перед экзаменом. Нам казалось, что каким-то чудом возвращаемся в революционное прошлое наших отцов. Подпольное собрание, да еще с такой разветвленной по всему городу системой охраны и сигнализации! О таких собраниях мы, советские коммунисты, как и о самой революции, в основном знаем только из книг. И все это овеяно для нас романтикой. — Егоров, несмотря на то, что голос у него был сильный, говорил негромко. — На подпольном собрании коммунистов, да еще в другом государстве, — он посмотрел на Мыльникова и Ржецкого, словно просил подтверждения своим словам, — мы впервые. Но чувствуем себя так, словно вернулись в свои первичные партийные организации, где нас знают и мы знаем всех.

Товарищи, раз уж вы сумели создать эту обстановку братства и доверия, то позвольте говорить с вами откровенно, как говорил бы я у себя, в СССР. На вашей земле наш маленький отряд находится всего лишь несколько дней. Может, мы не во всем еще до конца разобрались… Но мне лично кажется, что в вашей стране сейчас не просто подъем антифашистского движения, а нечто большее, значительное! В Словакии сейчас та ситуация, которую Владимир Ильич Ленин называл революционной ситуацией…

Егоров никогда не говорил речей, рассчитанных на большой эффект, и поэтому бурная реакция словацких коммунистов на его слова смутила.

В большой гостиной профессора Зламала, у которого, как потом оказалось, это уже было далеко не первое собрание, расположились человек тридцать. Среди них — четыре женщины.

И вот одна из них, встав, громко повторила только что сказанные слова о революционной ситуации. За нею поднялись другие. После чего дружно запели на словацком языке «Интернационал».

Мыльников и Ржецкий стояли рядом со своим командиром. Они пели на своем языке.

Замерли последние звуки «Интернационала», Егоров заговорил снова:

— Замечательный поэт Некрасов писал о таком периоде в России так:

Скучно без счастья и доли.
Чаша с краями полна!
Буря бы грянула, что ли,
И расплескала до дна!

— Ано! Ано! — поддержало Егорова несколько коммунистов. А кто-то повторил сразу же запомнившиеся слова: «Чаша с краями полна!»

— Там, на киевском аэродроме, когда мы собирались в тыл врага, нам еще не было известно, что у вас тут происходит. Признаться, в первые дни мы немного растерялись — столько людей пошло к нам… Что делать?

— Помочь назревающему восстанию! — воскликнул один из старых коммунистов, щупленький и седой.

— Но какое мы имеем право вмешиваться во внутренние дела другого государства? — тут же отпарировал Егоров.

— А чего ж тогда поете? — Старичок пригладил свою благообразную седую бороду и речитативом процитировал слова песни:

Там, где пока еще ночь,
Мы не сумеем без пули
Братьям восставшим помочь…

Все зашумели. Егоров поднял руку, прося тишины.

— Товарищи, теперь у нас полная ясность с этим вопросом.

И он сообщил, что партизаны получили указание своего штаба действовать в тесном контакте с коммунистическим подпольем Словакии, в соответствии с планами Словацкого национального совета.

Это сообщение было воспринято со взрывом восторга. Коммунисты окружили русских партизан, крепко жали им руки, благодарили.

— Товарищи! Благодарить нас еще рано! — продолжил Егоров, когда все снова уселись. — Мы вам можем передать только свой опыт борьбы с фашистами. Ведь у нас нет ничего, что нужно для роста партизанских отрядов, в которые народ пошел целыми селами. Где взять оружие? Где взять продовольствие?

— Будет! — привстав, заверил надпоручик словацкой армии и кивнул при этом на двух офицеров, сидевших рядом с ним. — Мы с товарищами выработали план добычи оружия. Подпоручик Цирил Кухта служит в полку, где главное военное хранилище дивизии…

Выслушав надпоручика, Егоров стал рассказывать о росте своего отряда, о людях приходящих в горы, об их энтузиазме и стремлении скорее ринуться в бой…

Собрание закончилось пением «Интернационала».

Оно потом еще долго вспоминалось Егорову и его товарищам, как какой-то необычайный, величественный праздник. Правда, он стоил крови двум товарищам, которым пришлось вступить в рукопашную схватку с тайными полицаями, разнюхавшими явочную квартиру…

Петраш остановился под елью у самого выхода из леса. Встали и Божена с Богушем, следовавшие за ним. Богуш опустил на землю свой тяжелый рюкзак и бесшумно подошел к командиру группы.

— Что там?

— Станция. Видишь состав?

— Вагоны-то вижу, а где же само здание станции?

— Наверное, разбомбили.

Когда послышался истошный гудок паровоза, Петраш рукой отстранил товарища:

— Спрячься за дерево, пока поезд пройдет. Иногда из вагонов стреляют по лесу.

Богуш молча укрылся за сосной.

С востока несся пассажирский поезд. Он, казалось, все набирал скорость, точно вот-вот ему предстояло грудью пробить какую-то невидимую стену.