Тропами Яношика

Когда он узнал об уходе партизан в города и села, бросил свой костыль и стал уговаривать Ежо убежать из лазарета. Сам мечтая о том же, Ежо согласился. Оба не вернулись с прогулки.

По задворкам они пробрались на заставу. Правда, палку Рудольфу пришлось взять, чтобы опираться на нее. А потом возле заставы он ее бросил.

На заставе они узнали, что часть их отряда только что отправилась на дорогу Банска-Бистрица — Гарманец, чтобы завалить ущелье на случай, если со стороны Братиславы пойдут немцы. Друзья выпросили себе по винтовке, в которых теперь уже не было недостатка. А тут подвернулась машина, которая везла взрывчатку в отряд, ушедший к Гарманцу. Так они приехали на место, где партизаны сбрасывали со скал, тесно обступивших дорогу, огромные каменные глыбы, а затем их минировали.

Но командир отряда, их добрый друг Владо, не принял беглецов. Он тут же велел ехать назад, долечиваться. Рудо и Ежо сделали вид, что подчинились. Сели в кабину машины. А как только заехали за первый поворот скалы, попросили шофера остановиться и вышли. Спустившись с дороги в ущелье, друзья обошли «опасное» место, где их мог увидеть Владо. И в километре от готовившегося завала забрались на скалу, стали наблюдать. Они жалели только об одном — что не взяли еды. Но даже голодными решили ждать и день и два, чтобы первыми подать товарищам сигнал о приближении немцев, а уж тогда предстать перед Владо…

Извилистая, до черного блеска накатанная дорога спиралью поднималась на крутую скалистую вершину Горного Штурца. В Средней Словакии это была самая красивая, но и самая опасная дорога. Любоваться природой здесь мог разве только пешеход. А шоферу не до красоты: пока одолеешь этот перевал, семь потов сойдет. Больше пяти километров приходится подниматься по головокружительной крутизне, потом спускаться так, что с одной стороны неприступные, словно топором стесанные скалы, на вершинах которых вечно шумят сосны да ели, а с другой — глубокая холодная пропасть. Если туда сорвется машина, то и винтика не найдешь…

Ездят по Горному Штурцу на самых малых скоростях. А тяжело груженные автомашины даже останавливаются посреди пути, чтобы остудить мотор. Быстро ездить здесь нельзя не только из-за крутизны подъема, но и потому, что весь путь состоит из неожиданных поворотов. В любой момент можно натолкнуться на встречную машину, а разминуться не так-то просто. Встречная машина должна стать впритирку к скале и ждать, пока ее объедут со скоростью похоронного катафалка.

Вот с такой-то скоростью и шла сейчас на подъем военная автоколонна. Тяжело груженные пятитонки задыхались, они, казалось, горели — такой над ними поднимался чад. Солдаты-словаки, сидевшие в кузовах, чихали и ругались на всех языках Европы я Азии. Да и немцам-офицерам, по одному сидевшим в каждой кабине, опротивела эта дорога. Не обращали никакого внимания на дым и все происходящее вокруг только те два немца-эсэсовца, которые ехали впереди в «оппеле». Они увлечены были обсуждением самого важного для них в этот день вопроса — тактики боя с партизанами. Полковник Пфефер, чья грудь была сплошь увешана орденами, заработанными на Восточном фронте, считал бой с партизанами простой охотой в лесу.

— Это лучшее развлечение, герр Крагер, — убеждал он своего собеседника. — Я здесь отдохну, как на курорте.

Крагер уже побывал на таких «курортах» еще в Белоруссии. Там его партизаны крепко подлечили — до сих пор осколок сидел в ягодице. Голову ему как-то удалось унести. Он теперь знал цену всем разговорам о тактике войны с партизанами, но из учтивости не перечил своему начальнику.

На самом крутом повороте первая автомашина вдруг остановилась: поперек дороги лежала огромная ель, видно, только что упавшая с вершины скалы. Не успел шофер выскочить из кабины, как откуда-то сверху раздался выстрел из винтовки и тотчас вспыхнул бензобак. Стрелявший, очевидно, хорошо знал устройство машины, раз попал прямо в бак.

Оба офицера, только что спокойно рассуждавшие о тактике партизанского боя, выскочили из машины в разные стороны. И тут же, низко пригибаясь, побежали. Причем Пфефер даже не оглянулся, когда следовавший за ним помощник вдруг нелепо взмахнул руками и сорвался в пропасть. В тот же момент, когда загорелся «оппель», были прострелены и две замыкающие автоколонну машины.

— Засада! Засада! Партизаны! — словно безумные закричали солдаты и, как брызги, разлетелись во все стороны. Одни залегли прямо под скалой, где не было никакого укрытия, другие — на краю пропасти, за каменными перилами, а третьи, следуя примеру своего командира, полезли под автомашины.

Офицеры между собой перекликались по-немецки, но командовали солдатами на каком-то ломаном славянском жаргоне. Впрочем, они беспрерывно выкрикивали всего лишь два слова.

— Агень!

— Швайне!

— Агень!

— Швайне!