Тропами Яношика

Гусак упомянул и о трех танках, посланных в Мартине на партизан, а повернувших свои башни против немцев.

Специальный жандармский взвод безопасности Шане Маха также присоединился к повстанцам Турчанского Мартина.

Национальные Советы стали повсеместно брать власть в свои руки и вооружать гражданское население.

Все это происходило лишь в Средней и Восточной Словакии. Запад страны к такой борьбе не был еще готов. Но ее надо было готовить, перестраиваться на ходу.

Гусак предложил командирам основных партизанских бригад и отрядов разработать стратегический план, распределить между собой места действий и начать срочно освобождение городов и сел до полного изгнания фашистов из Словакии.

Партизанская бригада имени Штефаника под командой Величко должна была из Мартина распространить свое влияние на север, за Жилину.

Сычанский повел свои отряды на Зволен и Штявницу.

Егорову и Белику предстояло взять Ружомберок, а затем двинуться на Банска-Бистрицу. Им помогут и другие отряды соседних бригад.

Квитинский направился со своей бригадой на Дукельский перевал, откуда повстанцам могли угрожать немцы.

Бригада имени Яношика, которой руководил Владо, отправлялась в рейд на Раецке Теплице, курортный городок, заселенный в основном высокопоставленными немецкими офицерами.

Волянский и Клоков должны оседлать долину на подходе к Банска-Бистрице и помочь Егорову и другим взять город.

Утром партизанские отряды с песнями и победными кличами, уже не таясь, на автомобилях, на поездах двинулись в намеченные пункты.

29 августа на рассвете к небольшому опрятному городку Святой Микулаш подошел грузовик со взводом партизан. Сам по себе этот городок не представлял особого интереса для них. Но в нем находились эсэсовцы, которые в случае боя за Ружомберок, сразу же могли прибыть на подмогу своим и ударить с тыла. Комиссар Мыльников, руководивший операцией, решил сначала все разведать. Грузовик загнали во двор на городской окраине. Партизаны оцепили квартал, чтобы никого не выпускать из города.

Хозяева дома, во двор которых вкатили непрошеные гости, проснулись и теперь со страхом выглядывали из окна. Но вскоре они успокоились, впустив командира отряда в дом, охотно рассказали, что все немцы живут в гостинице. Сам хозяин оказался шахтером, ушедшим на пенсию стариком, еще бодрым и горячим.

Светает. Тишина в городе, будто нет нигде никакой войны. Словно по необитаемой земле топают кованые сапоги. Гулкий топот приближается. «Это патруль», — догадываются партизаны и уходят в подворотню ближайшего дома. Сенько становится за большим развесистым буком и ждет.

По самой середине улицы, беспечно покуривая, идут два словацких солдата. Один рядовой, другой ефрейтор.

Важно, что это не гардисты, обыкновенные пехотинцы. Тот шахтер так и говорил, что караульную службу несут словаки. А немцы только отсыпаются после Восточного фронта.

Когда солдаты поравнялись с домом, возле которого затаились партизаны, Сенько жестом приказал своим товарищам оставаться на месте, а сам, повернув шляпу алой ленточкой назад (единственное, что изобличало его как партизана), деловито, как человек, спешащий на работу, пошел через улицу, наперерез патрулям. Те остановились в недоумении, окликнули, потребовали документы на право хождения в комендантский час.

Сенько учтиво приподнял шляпу. Каждому сказал: «Доброе утро, пан». Потом достал из внутреннего кармана своего видавшего виды пиджачка щупленький бумажник, в котором, казалось, ничего не было, и бережно вынул оттуда шелковую белую ленту.

— Что это такое? — удивился ефрейтор. — Вы давайте мне настоящий документ, или идемте в комендатуру.

Но Сенько все так же вежливо посоветовал прочитать то, что написано на белом шелку.

Ефрейтор сказал, что это какая-то китайская грамота, раз не на бумаге, и, выругавшись, все же взял предложенный ему документ.

Автоматчики Вацлава Сенько к тому времени стояли уже за спинами патрулей, в каких-нибудь десяти метрах. Это были неразлучные Миро и Тоно, участвовавшие во всех его разведывательных налетах, за которые ему не раз влетало: слишком они рискованны, а часто и безрассудно ухарски. Но таков уж был Вацлав Сенько.

Пробежав по строчкам необычайного документа, ефрейтор потянулся ко лбу, на котором вдруг выступила испарина.

— Идите во двор, чтоб мои хлопцы не подумали, что вы сопротивляетесь, — все так же вежливо предложил Сенько и кивнул на своих друзей, бесшумно, как тени, надвигавшихся с автоматами на изготовку.

Ефрейтор натянуто улыбнулся и спросил, что они собираются делать.

— Немцев брать, — ответил Вацлав и повернул свою шляпу.

Увидев алую ленточку на ней, солдат схватился за автомат. Но ефрейтор сильной рукой опустил дуло к земле.

— Ты что, ослеп? — только и сказал он. — Это не просто пан, а товарищ, велитель партизанов!

— Повынимайте патроны из автоматов, опустошите запасные диски и продолжайте свою службу спокойно, будто бы ничего не случилось, — приказал Сенько. — Учтите, словаков, которые не окажут нам сопротивления, мы не тронем. А город уже окружен.

— Значит, и у нас будет свобода, как в Мартине? — спросил ефрейтор.