Тропами Яношика

Генерал был так тесно окружен, своими подданными, что пущенная со стороны пуля навряд ли к нему бы пробилась.

— Эсэсманы поймали кого-то очень важного! — услышал Брезик голос пассажира с чемоданом, остановившегося за спиной одного из «жандармов».

— Не видишь — советского парашютиста, переодетого в форму гитлеровского генерала, — пояснила догнавшая его женщина с сумочкой в руке. — Только всех им не удастся переловить!

Действительно немцы, державшие на изготовку свои автоматы, больше походили на конвой, чем на охрану. Ян Брезик вынужден был подать знак одному из «жандармов», чтобы удалил этих разговорившихся некстати пассажиров.

У входа на территорию гарнизона, возле широко раскрытых ворот, немцев встретил подполковник Перко с двумя поручиками. Подошедшему к нему эсэсовскому майору с черной повязкой на глазу он первым делом доложил, что взвод солдат под командой его заместителя отправлен на ремонт дороги. Откозыряв, гостеприимным жестом указал путь к бомбоубежищу, у входа в которое выстроился взвод словацких солдат во главе с капитаном.

Одноглазый майор выслал вперед трех автоматчиков, видимо, для осмотра бомбоубежища.

Сирена продолжала завывать, предсказывая близкий налет бомбардировщиков. Тем не менее немцы остановились возле входа в убежище, не решаясь войти туда, пока не вернулись те трое.

Перко не знал, что ему делать. Основная часть группы нападения поджидала немцев внутри бомбоубежища. А что, если немцы не пойдут туда? Ведь это военные, видавшие виды люди. Они могут ждать налета возле входа в убежище: спрятаться можно даже под свист падающей бомбы, да и то если уж падает она прямо на тебя.

Эти сомнения подполковника Перко словно почувствовал оставшийся за воротами гарнизона руководитель операции Ян Брезик. Он трусцой подбежал к немцам. Остановившись перед одноглазым майором, доложил, что железнодорожная телефонная связь восстановлена и после отбоя воздушной тревоги генерал может поговорить с Братиславой или даже Берлином. Немец поблагодарил, добавив при этом, что если еще и дорога будет исправлена также быстро, то он, майор, перевесит ему на грудь один из своих орденов. И даже подмигнул при этом.

Заметив, что из бомбоубежища по двое, по трое выходят словацкие автоматчики и выстраиваются у двери, Брезик решил еще на минутку привлечь к себе внимание майора.

— Господин майор, есть еще один вариант быстро попасть вам в Берлин, — подобострастно заговорил он, якобы польщенный возможностью получить гитлеровский орден. — Если ремонту дороги помешают партизаны, можно отправить вас обратно в Будапешт…

— А наш поезд партизаны не пустят под откос? — снова зло прицелился своим левым глазом майор. — Уж они наверняка узнали, что мы тут второй час толчемся.

— Господин майор, я вам гарантирую безопасный проезд до Будапешта, — вмещался подполковник Перко.

— Каким это способом? — скептически прищурился майор.

— Вышлю роту автоматчиков на поезде, впереди которого пойдет вагон с балластом. А ваш состав последует за ним.

— Да, тут следует подумать о том, как выбраться из этой мышеловки, — заметил майор и направился к генералу.

Тот внимательно выслушал его. Остальные немцы при этом истуканами стояли вокруг своего генерала. Здесь они не держали так напряженно руки на оружии, как это было, когда шли к гарнизону. Но все равно автоматы у всех висели на груди, а пулеметчики прислонились спиной к каменной стене бомбоубежища и направили пулеметы на ворота, откуда можно было ожидать всякое.

Сирена вдруг умолкла. Немцы оживились. Некоторые даже заулыбались. И вот тут-то раздалось дружное:

— Хенде хох!

Самые благоразумные немцы быстро поняли, что стрелять в наставленные на них автоматы некогда, а бежать некуда — пуля догонит, и подняли руки. Но одноглазый майор так и взвился. Схватившись за пистолет, он крикнул подполковнику Перко:

— Что это значит?!

В ответ ему полсотни солдатских голосов еще более грозно повторило:

— Хенде хох!

Майор выстрелил и убил наповал первого попавшегося на глаза словака. И тогда у словацких солдат, помнивших строгий приказ не стрелять, до последней возможности пытаться взять немцев живыми, кончилось всякое терпение. Весь их гнев, накопившийся за годы фашистского произвола, вырвался смертоносным сокрушительным огнем.

Все тридцать эсэсовцев, чьи руки были обагрены кровью тысяч невинных жертв, они ликвидировали во мгновение ока.

— Трупы вывезти и закопать, — распорядился Ян Брезик. — В городе объявить военное положение. Всех, кто сочувствует немцам, изолировать. Эшелон с гражданским населением расформировать и строго проверить каждого пассажира.

— Товарищ командир, — обратился к нему подполковник Перко, — со стороны Жилины немцы могут послать карательный отряд.

— Не только могут, а обязательно пришлют, — ответил Брезик. — Но их к вам не пропустят французы. Там, где стоит отряд нашего друга де Ланурье, немцы не пройдут.

Утром на улицы Мартина вышли танки верных фашистскому режиму некоторых воинских подразделений. Партизаны Брезика сразу же взяли танкистов в плен. К полудню город был освобожден от немцев и гардистов.