Интересно, о каких препонах умолчало гадание? Соперница в любви? Обманутый муж? Брошенная жена? Нет денег на свадьбу? А может, неравенство положения: она – белошвейка, он – благородный, сверх меры восхитившийся прелестью ее губ? У Мерль имелось подозрение, что глаза другой гадалки увидели бы в этом раскладе куда более мрачное, неясное будущее. Однако девушка пришла к ней за надеждой, и Мерль отработала полученные денежки сполна.
«Вот видишь? – мысленно сказала она Анселю, провожая девушек наружу, под дождь. – У меня тоже есть ремесло. Скоро эти странные карты помогут мне обзавестись репутацией. Тогда я наверняка смогу позволить себе жить честно».
Ансель пришел к ней в тот же вечер, как она и ожидала. «Причем – вопреки самому себе», – с кривой усмешкой подумала она, заметив его мрачную, кислую мину. Но она знала, как заставить его улыбнуться, а после и засмеяться, и все у нее получилось, хотя совсем скоро – слишком уж скоро – он снова принял серьезный вид.
– С тех пор, как мы встречались в последний раз, улица тебя кое-чему научила, – заметил он, повернувшись на спину на ее скромном ложе и гладя ее по голове.
Мерль прижалась щекой к его груди.
– Знания – они бесплатны, – довольно сказала она.
– Вот как?
– По крайней мере, красть их не приходится. Ну, не надо, не надо, – добавила она, едва он раскрыл рот. – Не надо снова сердиться. Тебе же нравится, чему я научилась.
Ансель звучно вздохнул, но читать ей морали не стал. Он не сказал ничего – просто пригладил ее волосы, рассыпал их по собственной груди, любуясь их отблесками в мерцании свечей – темными, точно оникс, темными, как вороново крыло, непроницаемо-черными без следа иных оттенков. Помолчал-помолчал, и негромко рассмеялся, словно бы вспомнив о чем-то.
– Какой красавицей растешь… А ведь всего месяца три-четыре назад, когда мы познакомились, и взглянуть-то было не на что, кроме глаз. Такая была худосочная – кожа да кости. И эти самые огромные глаза цвета тумана, в который так хотелось войти и посмотреть, что за ним прячется.
– И что же ты за ним нашел?
Ансель снова умолк. Мерль смежила веки, вслушиваясь в биение его сердца.
– Кой-кого очень похожего на меня, – наконец сказал он. – И это было прекрасно, пока мне не разонравилось, кто я и как живу… Вот я и стал тем, кто мне больше по нраву.
Мерль разом открыла глаза, глядя на Анселя, точно из пещерки, устроенной им из ее волос. В груди, откуда ни возьмись, возникла странная пустота. Как будто Ансель обманул ее, обвел вокруг пальца, стащил у нее то, о чем она до этой минуты даже не подозревала!
– Значит, теперь я нравлюсь тебе меньше, – негромко сказала она, навалившись на него так, чтобы взглянуть в его глаза из-под черного полога волос. – Но ведь эти карты помогут мне начать достойную жизнь.
– Ты же украла их.
Мерль расхохоталась.
– Да, у какой-то старой забулдыги, валяющейся в грязи мертвецки пьяной! К тому же, не я первая начну добропорядочную жизнь при помощи краденого. В конце концов, не банк же я ограбила. Это всего лишь карты.
– Вот как? – Высвободившись из-под тела Мерль, Ансель сел и потянулся за брюками. – Ладно. Мне пора. А то и сам, получается, краду – рабочее время у хозяина.
– Завтра придешь?
Ансель изумленно вскинул брови, как будто Мерль предложила ему вместе спрыгнуть с крыши или обчистить хозяйский дом.
– Не знаю, – ответил он. Лицо его скрылось под рубашкой. – Вряд ли найдется время. – Его лицо появилось над воротом. – Ты же ни слова не слышишь из всего, что я говорю.
– Какого же слова я не услышала? – настойчиво спросила Мерль. – Ну, скажи, какого?
Но Ансель снова отдалился, снова ушел от нее – еще до того, как покинул фургон.
Мерль тяжело вздохнула. Сидя на тюфяке – голая, совсем одна, если не принимать в счет ворона, – она вновь почувствовала странную пустоту в груди, словно там еще недавно что-то было, но теперь исчезло.
– Ничего. Ты еще вернешься, – прошептала она и потянулась к картам, завернутым в грязный ветхий шелк, чтобы найти Анселя в своем будущем.
Перетасовав колоду, она выложила арку: Старуха, Паук, Ненастье, Любовники в масках, Владычица Смерть…
Вскрикнув, Мерль швырнула колоду на стол. Отблеск свечи пал на испитое лицо Старухи. Казалось, она улыбается, смеется над Мерль.
«Ты украла у старой женщины единственное, чем она могла заработать на жизнь, – говорила эта улыбка. – Лишила ее надежды. А теперь хочешь сбить с пути истинного ее карты, заставить их солгать, показав, будто ты все еще любима…»
Ворон на шестке встрепенулся, раскрыл клюв, издал звук вроде негромкого смешка. Дрожащими, холодными, как лед, пальцами Мерль собрала карты в колоду. Хотелось плакать, но от слез она, похоже, давно отвыкла. Одевшись, она закуталась в плащ, вышла наружу и, шлепая босыми пятками по лужам, направилась в темноту. Где теперь искать старую пьянчужку, Мерль даже не подозревала, но точно знала одно: пока она не вернет карт хозяйке, судьбы не изменить, и в будущем для нее нет и не будет ничего, кроме паутины, ненастья, глупцов да проницательных глаз Старухи.