– Погодите-ка! Поешьте сначала! – Музыкант раздал всем солдатские котелки с горячим варевом. – Кушать подано! Приятного аппетита…
Кирилл стоял на коленях подле наскоро сбитого креста.
Воспоминания всё не отпускали, тревожили его, видел он, словно наяву: как ствол ментовской «ксюхи» уперся в подбородок, как в «Газели» трястись пришлось, как Оля плакала, а он пытался ее успокоить. И представилось во всех мельчайших подробностях, как безжалостно застрелили его сестру, как ей – хрупкой и красивой девушке – всадили пулю в голову. Воображение нарисовало, как брызнула кровь после глупого хлопка – и Оля обмякла, опала на землю, словно душа ее тело сбросила, как ненужный больше наряд.
Стало невыносимо душно – на улице, промозглой вечной осенью…
Захотелось выть от безысходности. От злости. Но чего уж? Разве воплями и истериками можно что-то решить? Разве слезами поможешь делу?
Нет.
Все кончено.
– Хочу верить, что ты сейчас с мамой, – сказал он, поднимаясь с колен. – Прощай, сестренка… я тебя люблю… – И он грустно ухмыльнулся. – Прости, что иногда обижал и… и был не лучшим братом… Но я всегда тебя любил, как настоящую старшую сестру, Оль… я всегда тебя любил…
Ветер подхватывал разноцветную листву и гонял ее по деревеньке, скидывая подле креста. В коленях – холод. Но Кирилл не поднялся с сырой земли.
За спиной послышался шелест листьев, а за ним – тяжелые шаги. Кто-то подошел к Кириллу, окрикнул его.
– Что? – Мальчик обернулся, шмыгнув носом: это был Музыкант.
– Андрей попросил меня присмотреть за тобой.
– А где он?
– Ушел ненадолго.
– Зачем?
– Сделать то, что дано не каждому человеку.
– Чего?
– Стать автором последних страниц своей собственной истории…
Нужно было подстраховаться. Глупость, конечно. Трюк не особо оригинальный. Мало кого таким проведешь. Но попытаться стоило. Лучше сделать хоть что-то, чем не делать ничего.
Андрей дошел до обугленного трупа между «каминами». Как чувствовал, что надо запомнить, где бедолага бросил косточки, – пригодится.
Постоял, посмотрел на свой КПК. Столько воспоминаний. Он уже успел породниться с устройством. Прошел столько, не разлучаясь с ним. С две тысячи одиннадцатого года не обновлялся, настолько прикипел к старичку. Каждый скол, каждая царапина на корпусе и сенсорном экране девайса напоминали о сотнях приключений, что он пережил в Проклятом Месте.
– Пора поставить окончательную точку. Спасибо за то, что столько раз выручал. Прости, что я так тебе отплатил, но у меня нет выбора.
Включил – прочитал приветствие на дисплее. Вошел в Сеть, послал сигнал SOS, написав, что к нему приближается стая диких волков.
– Прощай, Рэй, – проговорил он, кладя наладонник у точки активации огненного капкана. – Ты стал единственным основателем, пережившим саму группировку. Продержался дольше всех, чтобы сгинуть недалеко от Зимовища. Везение у сталкеров – штука непостоянная. Был живой легендой, одним из первых ловцов удачи, а закончил так тупо. – Он отошел, поднял пистолет. – Скай была права: у каждого из нас своя дорога. И каждому из нас свое время. Время героев прошло, и новому поколению сталкеров придется найти себе новых героев. Мы же – пережиток прошлого…
Нажатие на спусковой крючок, дульная вспышка, грохот выстрела…
…снова…
…и снова…
…до опустошения магазина…
Каждая пуля – как сгусток ненависти. Будто сам себя расстреливал за все грехи и ошибки прошлого, как в том сне…
Старый гаджет отскочил в жерло огненной аномалии, там и расплавился, успев напоследок моргнуть красной лампочкой. Это значило, что коммуникатор отправил в Сеть информацию о гибели владельца.
Так и случилось. В кармане тренькнуло. Достал, глянул:
– Покойся с миром, Рэй. Вместе с Рахманом, Белым и…
Он осекся.
Что-то явно было не так.
Можно ли достоверно описать те ощущения, когда кажется, словно кто-то прямо сквозь черепную коробку дотронулся до мозга холодными пальцами?
Андрей застонал и упал на колени – из носа брызнула алая струйка, в ушах зазвенело, а в ушах забило набатом, словно мозг рвался наружу.
– Что… что за фигня?
Искатель закричал, схватился за пистолет и засунул ствол себе в рот, оцарапав небо.
К нему брела голая скрюченная гуманоидная фигура с непропорциональной головой, которая относительно горбатой туши казалась гигантской, прямоугольной.
Но не в ушах, а точно родившись в мыслях бывшего анархиста…
Пошатываясь, тварь приближалась, и Андрей разглядел, что с уголка ее губ стекает коричневая слюна. Белые, налитые кровью глаза не выражали ничего.
«Так и выглядит смерть, – было одной из его последних мыслей, – глупо и беспристрастно. Вот тебе и “покойся с миром”, дозвезделся!»