– Я стихи и песни пишу с восемьдесят восьмого. Это расцвет рок-музыки в СССР был, переломное время, когда я думал, что смогу чего-то добиться. Много нас таких было – молодые повально ринулись создавать свои группы. Тогда и я написал текстов на целый альбом. Назвал «Ядерная война». Самое смешное, что это на второй год после Первого взрыва на Чернобыльской АЭС было. Тогда страх от радиации витал в воздухе, осязаем был, а я, работая над альбомом, вкладывал все свои чувства и страхи, что пережил в восемьдесят шестом. Думал сначала назвать «Черно-желтое солнце» под знак радиационной опасности, но передумал, перемудрил, как мне казалось. Напряженность в обществе росла, холодная война с американцами никуда не делась, а только на новый виток пошла, вот мы все и ждали, когда же бабахнет, растоптав нашу социалистическую юность. Мой альбом должен был стать типа маленького спектакля, то есть песни перемежались бы всякими сценками, актерскими репликами и спецэффектами всякими. Не компьютерными, понятное дело. Но пиротехнику-то у нас никто не отнимал! Я хватанул, конечно: денег не было, как и людей. Если бы мне кто-то помог в те дни, могло бы что-то выгореть. Тема была актуальной. Увы, мы так ничего и не сделали. У всех появились свои заботы, семьи, а меня в армию забрали. Так и разбросало нас по миру: кого в Польшу, кого на Украину, кого в Беларусь, а кого в Россию-матушку, как Союз распался. Там в барах выступал с переменным успехом, но в свободное время. Стало моим хобби. Однако гитара всегда со мной.
– А вы можете что-нибудь сыграть?
– Хочешь послушать? – Глаза Вадима как будто бы загорелись.
– Хочу.
– Спасибо. – Улыбка у него была – до ушей. – Могу спеть тебе песенку, которая стала моей пробой пера. С этого, так сказать, альбома. Исполняем?
– Исполняем, – кивнул Кирилл.
– Называется «Завыла сирена», – объявил Вадим, словно выступая перед большим залом.
Заиграл – простенькая мелодия посреди всего хаоса Чернобыльской Зоны показалась чем-то невероятно красивым и давно забытым. Вадим тем временем запел, подражая, однако, не стилю известных советских рок-музыкантов, а баритону Высоцкого:
Исполнитель качался в такт, инструмент свой лелеял, словно дитя в колыбельке качал:
– Еще не поздно… – прошептал Кирилл.
– Все мы имеем право на жизнь, – подпевал мальчик.
Музыкант не слышал его, в себя ушел:
Вадим не мог этого знать, но, играя на гитарных струнах, он смог дотронуться и до душевных струн одинокого юноши, потерявшего почти всех, кто был ему дорог. Кирилл смотрел на носки кроссовок, про Олю думал, про право на жизнь, про то, как она не желала так умирать…
Кирилл мигом спрятал свои эмоции. Он не хотел, чтобы его жалели.
– Неплохая песенка, – поаплодировал он. – Спасибо, что исполнили.
– Тебе спасибо, что выслушал.
Воду для чая закипятили на все той же печке.
Грелись, пили напиток из металлических кружек.
Кирилл, оставив Андрея и Музыканта, пошел к могиле сестры.
Андрей не стал рассказывать мальчику о том, кого повстречал на обратной дороге. Не надо его тревожить. Чего доброго, не выдержит. Но Вадиму не рассказать не мог, учитывая, что тот решил остаться в деревне на несколько дней. Если тут выводок таких гуманоидов бродит, то не предупредить об опасности будет сродни преступлению.
– Любопытно. – Музыкант пригубил чай. – По описанию напоминает проект «Псионик» из слитых в Сеть документов. Спасибо, возьму на карандашик.
– Было бы за что. Встреча с таким ублюдком – не очень приятное событие. Желаю тебе ее избежать.