Тропою мести

– Забудь. И не слушай свою ненаглядную девицу, дружище. Мертвецов слушать не надо, они нас к себе затащить хотят, а мы и поддаемся. Сами-то не вечные, вот и говорим с покойниками, чтобы себя успокоить немного. Не наше это дело – сопли мотать. Мы с тобой сталкеры, мы профессиональные следопыты и убийцы, а не рефлексирующие маленькие девочки. Так что наплюй на нее, она уже мертва, а ты еще пожить можешь, ты еще хрену этому генеральскому отомстишь, проблемки решишь свои, да и пойдешь дальше, не мучаясь совестью. Чего ею мучиться-то? Как я, хочешь ради бабы умереть? Так это не потому, что я человечнее тебя был. Я трусливее был. С ответственности соскочил. Ради любви не умирать нужно, ради любви нужно жить. Садись! Чего ты мерзнуть будешь? Прокатимся!

– Я знаю, куда поедет эта машина. Я не хочу.

– Нет, не знаешь. Садись, говорю.

Он и сел.

Если не в Зону ехать, то и хрен с ним.

– Пристегивайся.

Хэтчбек поехал по утреннему Киеву.

За пыльными и поцарапанными стеклами «Фольксвагена» мелькали потрепанные временем хрущевки, стены этих домов были исписаны всевозможными граффити – давно эти коробки, эти блочные муравейники, не видели ремонта и свежей краски. Но в этом, как ни парадоксально, и была их какая-то магия, какая-то атмосфера, понять которую дано не каждому.

– Едешь по этой дороге, бесконечной и ветвистой, как по жизни своей катишь, – философствовал Коннор, крутя руль. – И ответа нет – куда свернуть? Это если без цели мчишь. А когда цель есть – тогда понятнее.

«Гольф» заехал в типичный совковый двор, Андрей его узнал. Нет, это не родительский, а тот, в котором уже сам по себе жил, когда на работу пошел, когда квартиру снимал, пускай и убогую, но свою же.

– Иди домой. – Коннор посмотрел на него своим пустым взглядом. – Тебя там уже ждут.

Андрей и пошел.

Домофон – код – рычажок – открытая дверь.

Убитый подъезд, воняющий мусором и мочой. Ступеньки обтесанные. И вот она, дверь, исцарапанная, словно лезвием. Открыл – вошел.

В кухне пахло, как обычно: запахом, въевшимся в пожелтевшие, кое-где отошедшие обои. Воняло дешевыми сигаретами, спиртом еще. По плитке, всей в разводах, что-то текло.

Кошак снова перевернул миску с водой.

Андрей открыл шкаф, как в тот день, поискал там тряпку. Одна у него оставалась, вся грязная от моторного масла, – забрал ее из отцовской «копейки». Опустившись на колени, протер плитку, выжал тряпку в раковину и подозвал кота. Худое серое существо с подозрением выглянуло из-за угла.

– Э, Симон! Ходи сюда, жрать сыпану! – Он вскрыл для четвероногого друга консервы. – Отведайте-с, сударь.

И направился к ванной – такой же унылой, как и кухня. Как открывать дверь – он навсегда заучил. Целое искусство было: сначала на себя чуть-чуть, потом прижать, а после резко дернуть. Оп-п! Получилось! Щелкнул выключателем – сиротливо загорелась тусклая лампочка.

Коричневая вода потекла из крана, и Андрей, сложив ладони лодочкой, наполнил их. Плеснул в лицо.

– Помнишь нас в этой квартире?

Оля, прислонившись к дверному косяку, игриво повела плечиком.

Андрей не мог не помнить. Все в памяти сохранилось, как на жесткий диск записавшись. Помнил, как позвал ее, наконец-то уговорив себя, что халупа халупе рознь, ведь стеснялся сначала ее сюда приводить. Помнил, как впервые на вкус губы женские попробовал – мягкие, со сладким привкусом клубничной помады и хорошего вина.

Вино оказалось спасением и уходом от всех проблем, став тем единственным напитком, что давал шанс выскользнуть из серого омута бытовухи.

Они – двое – были молодыми и искренними. Они никуда не спешили и ни к чему не стремились. Оттого и были по-настоящему счастливыми, по-настоящему живыми, несмотря на тысячи и тысячи упущенных возможностей. Молодость – это единственное время, которое люди разбазаривают не задумываясь.

Весь вечер он гладил ее по коленке, что выглядывала из-под легкого летнего платья. Весь вечер он слушал ее неровное дыхание, сцепившись с ней пальцами. Весь вечер он наслаждался ее духами, что скрашивали запах ненавистной ему квартиры. И, когда бутылка вина опустела, он решился. Сердце колотилось, разум бил тревогу, но Андрей пересилил себя – и неловко поцеловал Олю. Глупо как-то получилось, со стороны смешно, наверное. В первую секунду он ждал чего-то, но как в кино или книгах – не получилось. Никакого пьянящего чувства, только стыд почему-то – и непреодолимое желание продолжать и продолжать, отдавшись первородным инстинктам.

– Стой, нет! Это же все понарошку? – Она отстранилась, схватилась зачем-то за бокал винный, крутить его начала. – Андрей, ты славный парень, но мы же просто друзья. Мы уже так давно знакомы, что если ты вдруг решил… – Она засмущалась, подбирая нужные слова. – Если мы вместе будем, то это как брат с сестрой получается. Фу! – и показала язычок. – Какая гадость!

– Да, мерзость конкретная! – Андрей тогда рассмеялся фальшиво. – Это я так. Не бери в голову.

– In vino veritas[14]?

– Просто захотелось разнообразить вечерок.

– У тебя получилось!

Вот она-то смеялась уже живо, не картонно, как он.