Троцкий, Сталин, коммунизм

«Большой террор» не был иррациональным – это была спланированная операция, масштабы которой, очевидно, превысили планируемые, так как логика поиска «вредителей» везде и всюду и получения за это наград захватила аппарат НКВД. Политбюро пришлось прекращать террор распоряжениями сверху, а многих его исполнителей во главе с наркомом Ежовым репрессировать, в свою очередь, соединяя обоснованные обвинения с традиционным «шпионажем» и «троцкизмом». Реабилитация части арестованных после того, как главой НКВД вместо Ежова стал Берия, способствовала тому, что доверие основной части советского народа к сталинскому руководству сохранилось. Многие искренне считали, что в необоснованных репрессиях виноваты лишь Ежов и прочие «враги», а Сталин затем восстановил справедливость.

До сих пор неясны многие аспекты судебного дела советских военачальников – Тухачевского, Якира, Уборевича и других, расстрелянных в июне 1937 года. Странным являются в первую очередь быстрые признания, полученные от обвиняемых, – среди них не было ни одного отрицавшего свою вину в течение нескольких месяцев, как некоторые подсудимые трех главных процессов.

Вадим Роговин пишет по этому поводу:

«В большинстве исторических работ, посвященных делу Тухачевского, эти признания объясняются исключительно применением физических пыток. Однако такое объяснение представляется несостоятельным по целому ряду причин.

Во-первых, подсудимыми на процессе генералов были крепкие и здоровые люди, в большинстве своем лишь недавно перешагнувшие порог сорокалетия. В отличие от главных подсудимых открытых процессов, они не прошли до ареста через многолетнюю цепь самооплевываний и унижений. Поэтому от них следовало ожидать значительно большей стойкости, чем, например, от Зиновьева или Бухарина.

Во-вторых, обращает внимание ошеломляющая быстрота получения признательных показаний. Большинство подсудимых открытых процессов не давали таких показаний на протяжении нескольких месяцев. Процесс же генералов был подготовлен в рекордно короткие сроки. От ареста главных подсудимых до суда над ними прошло немногим более двух недель. Такой срок был явно недостаточен для того, чтобы сломить этих мужественных людей, не раз смотревших в глаза смерти.

В-третьих, в отличие от подсудимых открытых процессов, судьями на которых были безличные чиновники, подсудимые процесса генералов выступали перед своими бывшими боевыми товарищами. Это должно было породить в них надежду на то, что правда, высказанная на суде, непременно вырвется за его стены.

В-четвертых, известны многочисленные случаи, когда самые зверские пытки оказались неспособными вырвать у подследственных лживые признания. Не дали никаких признательных показаний на следствии и суде, например, генерал Горбатов, заведующий отделом печати НКИД Гнедин и даже женщина – секретарь ЦК ВЛКСМ Пикина, несмотря на то что все они подвергались жестоким истязаниям. Почему же подсудимые процесса генералов должны были оказаться слабее этих людей?»^[414]

Невозможно сказать сейчас определенно, в чем здесь разгадка. Не исключено, что заговор военных против Сталина и его окружения действительно имел место, хотя бы на уровне разговоров о неправильной политике партии и необходимости смены руководства страны. Так считает, например, историк А. Шубин. В своей книге «Антитеррор Сталина» Шубин выдвигает гипотезу, что признания были вызваны стремлением Тухачевского и прочих военных примириться со Сталиным. При этом генералы были уверены в своей незаменимости для Красной Армии, и эта незаменимость, по их мнению, должна была заставить Сталина пойти на примирение^[415]. Если это так, значит, мы имеем дело с очередным последствием запрета легальной критики руководства, которая по необходимости заменялась подковерными интригами. Последние же, с точки зрения руководства, неизбежно в духе эпохи виделись как «заговоры по заданию империализма».