Троцкий, Сталин, коммунизм

Существуют самые разные оценки того, насколько сильный ущерб все вышеизложенное принесло интересам Советского Союза. «Сталинистские» авторы пишут об огромном вреде, например, вот мнение Е. Прудниковой по поводу утерянных документов: «Подбор пропаж тоже впечатлял. Во всем списке только один документ – об издании учебников для школ Украины – не был “находкой для шпиона” (должно быть, его на самом деле потеряли)»^[517].

В то же время точка зрения О. Хлевнюка по всем обвинениям в адрес «ленинградцев», основанным на реальных фактах, такова: «По сути, речь шла о сравнительно незначительных нарушениях административных правил. Без должного согласования было принято решение о проведении в Ленинграде крупной ярмарки. В Госплане, которым руководил Вознесенский, допускались ошибки при согласовании планов, а также обнаружилась утрата каких-то документов – явления вполне обычные в крайне бюрократизированной советской системе. Ряд региональных руководителей, прежде всего ленинградских, пытались найти в Вознесенском и Кузнецове своих покровителей, что также было лишь частным случаем распространенной практики патрон-клиентских отношений в аппарате. В общем, на подобные вполне типичные “нарушения” можно было либо закрыть глаза, либо использовать их как повод для политической кампании. Сталин, что уже не раз случалось в прошлом и повторится в будущем, выбрал второй вариант действий»^[518].

В любом случае вина Вознесенского была явно сопоставима, например, с виной Маленкова за просчеты в делах авиации. Тем не менее реакция Сталина была совершенно разной. Вознесенский и «ленинградцы» стали жертвой обычной в те годы репрессивной процедуры – на реальные проступки начали «накручиваться» выдумки про «шпионаж» и «контрреволюционную деятельность». Причиной тому является то, что, в отличие от ситуации с Маленковым, Сталин, не без помощи соперников «ленинградцев» из Политбюро, увидел в ленинградской группе серьезную политическую опасность.

Что касается «шпионажа», то в том, что подобное обвинение в адрес «ленинградцев» может иметь какую-то перспективу, сомневались даже сотрудники МГБ во главе с самим Абакумовым. Позднее, когда сам Абакумов и ряд его коллег стали жертвами репрессий, подобные колебания были поставлены им в вину, от них требовали признаний в том числе и по этому поводу. Например, бывший заместитель начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР В.И. Комаров на допросе в 1952 году показывал:

«…я сообщил АБАКУМОВУ, что допрошенные по его указанию арестованные КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ и бывший министр просвещения РСФСР ВОЗНЕСЕНСКИЙ (родственник председателя Госплана. – В.С.) по поводу их встреч и общения с Тито во время приезда последнего в Советский Союз заслуживающих внимания показаний не дали.

Как сейчас помню, прохаживаясь, по своему обыкновению, около стола и рассуждая вслух, АБАКУМОВ заявил, что поскольку прямых улик у следствия не имеется, то предполагать о наличии у КУЗНЕЦОВА, ПОПКОВА и других арестованных по ленинградскому делу связи с иностранцами нет никаких оснований.

Продолжая свою мысль, он заявил: “Какой тут может быть шпионаж, если все арестованные являлись руководящими партийными работниками и никто из них, кроме КАПУСТИНА, с иностранцами не встречался”. Как можно, например, говорил далее АБАКУМОВ, – интересоваться шпионской деятельностью у ВОЗНЕСЕНСКОГО, если в ЦК хорошо известно, что он был очень осторожен в связях и даже препятствовал намечавшемуся назначению его брата на одну ответственную работу по линии внешних сношений»^[519].