Троцкий, Сталин, коммунизм

Из этой общей характеристики кампании, как насквозь двойственной, вытекают и задачи большевиков-ленинцев. С одной стороны – поддерживать каждый действительный, хотя бы и робкий и половинчатый шаг руководимых центризмом партийцев влево, с другой – противопоставлять этих партийцев центристскому руководству, разоблачая его беспринципность и несостоятельность. Обе эти задачи разрешаются, по существу, одними и теми же методами. Поддержка каждого шага влево в том ведь и выражается, что большевики-ленинцы ясно и отчетливо формулируют в каждом конкретном случае действительную цель борьбы, пропагандируют подлинно большевистские методы и разоблачают фальшивую половинчатость центристского руководства. Другой поддержки быть не может. Но зато эта является самой действительной…»^[303]

Однако Сталин и его сторонники, имея поддержку большинства партийцев и граждан СССР вообще, не нуждались в поддержке левой оппозиции. Троцкий, как часто бывало, переоценивал влияние своих идей, не желая признавать, что новая сталинская политика соответствовала коренным интересам рабочего класса и трудового крестьянства в СССР, что Сталин твердо встал на путь разгрома мелкобуржуазного уклона и, наоборот, Троцкий, продолжая выступать против партийного курса, в глазах широких масс стал фактическим аналогом бухаринцев. Официальная пропаганда не преминула воспользоваться выраженной Троцким осенью 1928 года готовностью объединиться с правыми для восстановления партийной демократии^[304]. Контекст этого предложения, содержавшегося в открытом письме стороннику правой оппозиции, был таков:

«Надо подготовить XVI съезд так, чтобы он, в отличие от XV, XIV и XIII, был бы съездом партии, а не фракционного аппарата. Перед съездом партия должна выслушать все наличные фракции, на которые ее раздробил режим последних лет. Свистунов, громил, фашистов, с общего согласия, отправлять на работу на новых советских хозяйствах, без применения к ним 58-й статьи.

А так как до настоящего раскрепощения партии надо еще пройти немалый путь, то ввести тайное голосование при всех выборах на XVI Съезд.

Вот строго практические предложения. На почве этих предложений мы были бы согласны даже и с правыми договориться, ибо осуществление этих элементарных предпосылок партийности дало бы пролетарскому ядру возможность по-настоящему призвать правых к ответу, и не только правых, но и центристов, т. е. главную опору и защиту оппортунизма в партии»^[305].

Однако по понятным причинам достоянием широкого круга стал лишь сам факт готовности сотрудничества левых и правых, в результате дискредитация Троцкого только усилилась, ряды его сторонников, даже потенциальных, «скукожились» еще более.

Оторванность Троцкого в ссылке от политической жизни, от широких масс служила объективной основой его ошибок, неадекватности многих оценок и прогнозов. К этому добавлялась его самонадеянность, явная недооценка Сталина и его соратников. От массового подъема активности советских рабочих и крестьян в начавшейся борьбе с кулачеством Троцкий ожидал притока в ряды левой оппозиции, будучи уверенным в ее «монополии» на последовательно антибуржуазный курс:

«…Можно возразить: мыслимо ли назвать реакцией период экономического роста страны, социалистического строительства и пр. Однако, это возражение бьет мимо цели. Подъем есть процесс противоречивый. Первая стадия подъема, после годов разрухи и голодухи, стадия восстановительного процесса, как раз и создала условия общественно-политической реакции. Изголодавшийся рабочий класс склонен был верить, что и теперь все пойдет безостановочно вперед. Сверху его в этом убеждали. Между тем подъем разворачивал свои противоречия, углублявшиеся слепой и ложной политикой руководства и приведшие к умалению удельного веса пролетариата и к снижению его политического самочувствия. Разумеется, тем обстоятельством, что промышленный подъем снова собрал пролетариат на фабриках и заводах, обновил и пополнил его кадры, созданы социальные предпосылки для нового революционного подъема пролетариата. Но это относится уже к следующей стадии. Есть симптомы, позволяющие думать, что это политическое оживление уже началось и является одним из факторов, подстегивающих центристов в сторону “самокритики”, борьбы против правых и пр. Незачем говорить, что в том же направлении действует стальная заноза оппозиции, которой никаким хирургом не удастся выдернуть из тела партии. Оба эти обстоятельства: и оживление в рабочих массах, и “неожиданная” для верхов живучесть оппозиции открывают собою, если не обманывают признаки, начало нового периода, с которым не случайно совпадает борьба центристов против правых»^[306].