Эти заблуждения в 1928 году вслед за Троцким разделяли и многие другие оппозиционеры, – неудивительно, что абсолютное несоответствие прогнозов реальному развитию событий в СССР усиливали утрату многими из них боевого духа, наталкивали на необходимость капитуляции. В то же время новая политика Сталина, получавшая поддержку значительной части оппозиционеров, сочеталась с довольно мягкими условиями их содержания в ссылке, особенно в случае, если они не пытались вести активную оппозиционную деятельность, ограничиваясь перепиской с соратниками.
Партийное руководство целенаправленно сохраняло остатки товарищеского отношения к исключенным из партии, поощряя капитулянтские настроения:
«Показательным был строго секретный циркуляр от 12 мая 1928 г., подписанный заместителями начальников секретно-оперативного управления и секретного отдела ОГПУ Дерибасом и Аграновым и утвержденный заместителем председателя ОГПУ Ягодой. В этом документе выражалось недовольство нарушениями директив о “работе” с ссыльными оппозиционерами – переброской их в отдаленные углы губерний, отказами в помощи в подыскании жилья, несвоевременными выплатами полагавшегося ежемесячного пособия в 30 рублей и т. п., что вызывало “жалобы и нарекания оппозиционеров по всем инстанциям”. “Указанные выше ненормальности, а также ряд других мелких упущений… – указывалось в циркуляре, – не только не способствуют идейному и организационному разложению оппозиции, не только не ускоряют отхода колеблющихся элементов, но создают ненужную озлобленность последних, дают излишние поводы для провокационных и вздорных жалоб в директивные инстанции и выступлений в подпольных листках о существующем якобы стремлении к “физическому уничтожению оппозиции”».
Начальство требовало не допускать никаких перебросок и других «оперативных действий» без санкции секретно-оперативного отдела ОГПУ, регулярной выплаты пособия с добавкой 5 рублей в месяц на каждого ребенка, помощи в подыскании жилья, трудоустройства и заработка. Ссыльным разрешалось поступать на службу в советские учреждения. После ругани с Троцким из-за охоты было сформулировано общее разрешение охотиться в радиусе 25–30 верст от места проживания. После многочисленных заболеваний Троцкого ссыльным разрешили не регистрироваться еженедельно в случае задокументированной врачами болезни. В то же время от местных начальников требовали тщательно перлюстрировать корреспонденцию, все письма в копиях направлять в ОГПУ, а наиболее важные документы фотографировать. За ссыльными следовало устанавливать конспиративное наблюдение. С ними необходимо было проводить беседы, «соблюдая осторожность и такт», особенно внимательно относясь к тем, кто склонен был к отходу от оппозиции. К беседам не следовало допускать сотрудников «политически слабо развитых или мало подготовленных»[307]
.О весьма сносном положении ссыльных троцкистов вспоминал много лет спустя и участник левой оппозиции Исай Абрамович, молодой научный работник из Москвы, сосланный в Коканд и также «капитулировавший» в конце 1920-х годов:
«А на второй день ко мне домой пришел связной из окротдела ГПУ и передал мне вызов немедленно явиться к начальнику его Дементьеву. Я пошел. Оказалось, что Дементьеву звонил Бельский и обязал его устроить меня на работу… Оклад начальнику планового отдела (если бы он был вольный) полагался 350 рублей. Но мой оклад он должен был согласовать с начальником окротдела ГПУ. Васильев тут же, при мне, позвонил Дементьеву. Тот предложил установить мне оклад 200 рублей.
– Может, установим ему все-таки двести пятьдесят? – сказал Васильев.
– Он что, у тебя в кабинете сидит? – спросил Дементьев.
– Нет, что ты, он в приемной, – подмигнув мне, ответил Васильев.
– Хватит ему двухсот, меньше будет помогать своей оппозиционной братве, – сказал начальник ГПУ и положил трубку.
Но и двести рублей были по тем временам большие деньги, особенно в Коканде…
Да, ссылка для оппозиционеров была, что и говорить, привилегированная. Когда я познакомился с моими подчиненными старшим экономистом и экономистом планового отдела, то узнал, что они тоже ссыльные, один меньшевик, другой эсер, пока не работали, получали пособия всего по 6 р. 70 копеек. А оппозиционерам сразу назначали по 30 рублей. Я же вообще всего один день был без работы»[308]
.