Троцкий, Сталин, коммунизм

«Основной причиной кризиса Октябрьской революции является задержка мировой революции, вызванная рядом тяжких поражений пролетариата. До 1923 г. это были поражения послевоенных движений и восстаний, сперва при отсутствии, затем при молодости и слабости компартий. Начиная с 1923 г. положение резко меняется. Мы имеем уже не только поражения пролетариата, но поражения политики Коминтерна»^[313].

Надо сказать, что в критике международной политики СССР и ВКП(б) Троцкий неизменно был сильнее, чем в полемике по вопросам внутреннего развития СССР. В частности, летом 1928 года, еще в Алма-Ате, им было написано письмо, адресованное проходившему тогда в Москве VI Конгрессу Коминтерна, озаглавленное «Что же дальше?». В нем Троцкий верно описывает повороты политики Коминтерна в 1923–1928 годах, под руководством сначала Зиновьева, а потом Сталина и Бухарина. За отсчет начала неверных «зигзагов» он берет осень 1923 года, поражение попытки социалистической революции в Германии, совпавшей с началом полемики между левой оппозицией и большинством руководства ВКП(б). За следующие почти пять лет политика Коминтерна трижды становилась на принципиально неверный курс.

1. Не увидев отката революционной волны после немецких событий, руководители Интернационала и ВКП(б) взяли в 1923–1924 годах курс на немедленную подготовку вооруженных восстаний. Результатом стали неподготовленные и закончившиеся разгромом революционных сил восстания в Болгарии и Эстонии.

2. От ультралевизны Интернационал бросился в 1925–1927 годах вправо, к попыткам использовать компромиссы и соглашения с мелкобуржуазными силами для революционной борьбы. Этот правый уклон «под знаком теории “неперепрыгивания через ступени” проводил политику приспособления к колониальной буржуазии, к мелкобуржуазной демократии, к профсоюзной бюрократии, к кулачеству – под именем порядка и дисциплины».

Следствием этого курса стали описанные нами в первой части работы надежды на революционизацию английского пролетариата в результате работы Англо-русского комитета единства, затягивание разрыва китайских коммунистов с Гоминьданом, а также, например, создание Крестьянского интернационала, куда вошли и откровенно мелкобуржуазные организации вроде Хорватской крестьянской партии. Эта политика также повсеместно потерпела поражение.

3. Наконец, в 1927–1928 годах наметился новый ультралевый курс Коминтерна, основанный на представлении о начавшемся «революционном подъеме», в отрицании которого обвинялась левая оппозиция. И уже к моменту VI Конгресса следствием нового курса стало неподготовленное Кантонское восстание китайских коммунистов^[314].

При этом ошибки предыдущих лет не были публично признаны и проанализированы первыми лицами Интернационала. Справедливо Троцкий писал: «Нужно открыто признать стратегические и тактические ошибки последнего пятилетия и сделать их предметом добросовестного изучения, прежде чем заживут нанесенные ими раны: уроки стратегии могут крепко привиться только по живым следам событий»^[315].

Однако выводов сделано не было. И ультралевый курс конца 1920-х – начала 1930-х годов принес коммунистическому движению еще более грандиозные поражения. В первую очередь, это, конечно, победа фашистов в Германии, ставшая возможной в том числе в результате неверной политики немецких коммунистов, не видевших долгое время в гитлеровцах принципиально более серьезной угрозы, нежели все остальные буржуазные партии, включая Социал-демократическую партию Германии. Более того, социал-демократов руководство Коминтерна объявило умеренным крылом того же фашизма, «социал-фашистами». Такая оценка была провозглашена Сталиным еще в 1924 году^[316] и теперь стала точкой зрения всего Интернационала.

Критике этой приведшей коммунистов Германии к катастрофе политики Троцким была посвящена брошюра «Немецкая революция и сталинская бюрократия». В ней он обстоятельно показал неверность, ультралевое фразерство «теории социал-фашизма».