Трубадура

– Вот акт о нанесении побоев. За умышленное причинение побоев средней тяжести, а именно так написано в справке, вам, Степан Аркадьевич, грозит срок лишения свободы до трёх лет.

Степан заволновался:

– А вы в курсе, за что он получил по морде?

– В общих чертах.

– Он пытался изнасиловать девушку, связал ее, засунул ей в рот кляп. Мог вообще задушить.

– Девушка подала заявление в полицию? – сразу же поинтересовался адвокат.

– Нет. Кажется, не подавала.

– Тогда не о чём говорить. А вот факт избиения моего клиента документально подтверждён. И…

– И что? – Стёпка сообразил наконец-то. От него явно чего-то хотят. Теперь осталось понять – чего именно.

– Кирилл Леонтьевич может не подавать заявление. В обмен на возврат его камеры и моральную компенсацию.

Сумму «моральной» компенсации Стёпе показали на бумажке. Эмоции, которые при этом Стёпа испытал, все как одна описывались словами, к публичному употреблению не допущенными. Стёпа высказался от души. Сначала нецензурно, а потом внятно:

– Вы меня слушали, нет? Он насильник! Мерзавец! – Стёпка вскочил на ноги во весь свой почти двухметровый рост. – Она спаслась чудом!

– Заявления же нет, – скучным голосом повторил адвокат. – И справки из медпункта у нее нет.

Стёпа заметался по комнате. Взгляд упал на брошенный на кровать лист бумаги.

– А вы не охренели ли? – Он сунул под нос адвокату бумажку с суммой. – Это не смешно.

– Вы еще скажите, Степан Аркадьевич, что у вас нет таких денег, – с лёгкой издёвкой спокойно ответил адвокат.

– А вы думаете, что есть?

– Я не думаю. Я знаю. – Иваницкий демонстративно вытер носовым платком нос. – Вы успешный спортсмен, у вас контракты с солидными клубами на протяжении последних пяти лет. У вас есть деньги.

Это другие люди. С другой планеты. Иная форма жизни, основанная не на углероде, а, например, на кремнии. И этические нормы – если таковые имеются – у них совершенно другие. И Степану их не понять.

– У вас всё ко мне? – спросил спокойно Степан.

– Всё. Каков будет ответ?

– Мне надо подумать.

Адвокат встал, застегнул пальто, положил на стол свою визитку и откланялся. Степан не пошёл его провожать до двери.

Стёпа полдня честно думал, рассказывать Туре или нет. А потом решил, что какого чёрта тут думать: они повязаны в этой истории оба, и знать она должна.

Ужин длился долго и нудно, Елена Павловна словно назло пустилась в воспоминания о славном прошлом семьи Дуровых, заставила профессора достать медали и ордена и вспомнить о том, что отец Павла Корнеевича был почётным гражданином города – тогда еще Ленинграда.

Стёпка молча ел и ждал прекращения словесного поноса. На лицо Туры смотреть было почти физически больно. Фальшь, сплошная фальшь, но чувствуют ее только он и Тура.

После того как Тура закончила мыть посуду, он постучался в ее комнату.

– Ту, можно к тебе? Разговор есть.

– Что случилось?

Кажется, Тура о чем-то догадывалась и ждала неприятных известий. Степан со вздохом подтвердил ее опасения и рассказал о визите адвоката. Ту страшно разволновалась, на бледных щеках даже вспыхнули яркие пятна.

– Ты его сильно побил?

– Наверное. – Он пожал плечами. – Побои средней степени тяжести, так сказал его адвокат.

– Чёрт-чёрт-чёрт! – Тура ударила кулачком по спинке кровати. – Так быть не должно! Стёп, может, мне заявление написать?

– Поздно, – резонно заметил он. – Надо было сразу. Да и чего там… Не было же ничего. То есть… извини.

– Как не было? А попытка изнасилования?

– А кто это видел? Только я. Моё слово против его. Скажет, что я его оговариваю.

– Это так…

– Где мне взять такую кучу денег? Не представляю.

– А ты уверен, что обязательно нужно платить?

– А ты как думаешь? Адвокат же ясно сказал.

Они на какое-то время замолчали. Стёпка сопел, явно о чем-то усиленно размышляя.

А Туре хотелось то ли выть, то ли орать во все горло.

Она жила с ощущением одиночества. Постоянного и неизбывного. Всегда одна. И случись что – выплывай сама, рассчитывай на себя, никто не придёт на помощь, не вступится. С самого раннего детства так – страх и понимание того, что ты никому не нужна на всём белом свете. Лишь дед – единственный, кто впрягся за нее по полной программе, прыгнув выше головы, наверное, но вытащил, забрал к себе. Но теперь дед очень старый, и Тура отвечает за него, и будет помогать, и впрягаться, и это не обсуждается. Что же делать? Что делать… Неужели нет выхода? Стёпка… Он славный! Набил этому уроду морду. А сам влип… Ничего себе – три года! Даже подумать страшно. Может, что продать из антикварной мебели? Но это долго и навряд ли покроет названную сумму. И как продавать мебель? Что она деду-то скажет? Как объяснит, на что ей нужны деньги? Нет, мебель – это не выход. Тупик, просто тупик какой-то. Господи, да есть ли справедливость в этом мире? Ну ладно, ей-то прилетело… На ней, видимо, проклятие с рождения. А Стёпка-то чем провинился? Только тем, что помог ей? Надо что-то сделать, что-то придумать, обязательно надо. Надо-надо-надо…

Она коснулась его локтя.

– Стёп… а камера? Там может быть… запись.