Трубадура

Копила на мелкий ремонт – спасибо Стёпе. Так, не надо об этом. В общем, на сегодняшний день хватит. А там можно продать стол за три тысячи евро. Наконец-то.

Родившийся в горле всхлип стянул стежок суровой нитки тёти Марит.

Тура весь день потом держала перед глазами эти стежки. В зале прощания, при кремации, когда вручили урну с прахом – особенно. Потом поминальный обед, речи, речи, речи. В какой-то момент ей захотелось встать и спросить: «Где вы были последние годы? Ученики, более молодые коллеги, вы, кто сейчас говорит такие проникновенные слова?» Очень сильно вдруг захотела. Но стежок тёти Марит и тут выручил. А потом нашлась работа, настоящая – удержать подвыпившую Елену Павловну сначала от намерения произнести речь, а потом от попыток соблазнения кого-то из ученых мужей вполне себе дееспособного возраста. Это и послужило сигналом к тому, что обед пора завершать – да и официанты уже теснились в дверях, время аренды истекало.

Дома пришлось выдержать еще одну битву – в Елене под влиянием алкоголя внезапно проснулись материнские чувства и жажда общения. Выручил Туру Яша – он вообще подставил ей дружеское плечо в этот день. И в квартире Дуровых принял на себя огонь. Минут двадцать вялого перебрасывания фразами, потом Яков что-то особенно «удачное» сказал – и Елена Павловна сначала изобразила обиду, потом – попытку скандала. Однако, не найдя взаимности, отправилась почивать, на прощание громко хлопнув дверь. Тура и Яша еще выпили по чашке чаю, преимущественно молча. Так же молча обнялись перед тем, как Яков ушел. И на том бесконечный день, когда со всеми положенными почестями проводили в последний путь профессора нейрофизиологии Павла Корнеевича Дурова, для его внучки завершился.

За все труды сегодня судьба Туре подарила быстрый сон без сновидений.

– Артур, ты можешь мне организовать еще одну встречу?

Кароль хмуро и демонстративно сматывал эластичный бинт.

– Я похож на благотворительную организацию? – процедил он сквозь зубы.

– Не особо, – Степан говорил тихо и серьезно. – Пожалуйста, приведи его еще раз. Должен буду.

– Ты мне и так должен! – Артур отложил бинт в сторону. – Ты думаешь, это просто было сделать в прошлый раз?

– Я не думал, что это в принципе возможно. – Стёпа уставился на левую кроссовку врача, потом на правую. Потом поднял взгляд. – Но если уж ты специализируешься на невозможном…

Кароль шумно вздохнул.

– Артур… Пожалуйста… Давай, я с тобой на очередной твой марафон поеду. Буду тебе водичку подавать и подбадривать.

– И без тебя желающих вагон! – фыркнул Кароль. – Да и не до марафонов тебе будет. – И после паузы добавил: – Я надеюсь.

Они с пониманием посмотрели друг другу в глаза.

– Думаешь, возьмут?

– Возьмут. Если ты свою игру покажешь.

– Покажу.

И показал.

– А это точно он был в прошлый раз? – Тренер от восхищения дёрнул себя за ус, поморщился. Но глаз от площадки не оторвал. – Точно Кузьменко был?

– Он, он, – кивнул Артур.

Поскольку наставник национальной сборной был полностью поглощен игрой, Кароль позволил себе широкую улыбку победителя. Ну всё. Место в сборной у Стёпки, считай, в кармане.

– Ну что творит?! Что творит, черт кучерявый! – Тренер хлопнул себя по коленям ладонями. Перевел на Артура взгляд, полный искреннего восторга и уже даже обожания. – Как с приёма атакует, а?

Да уж, Кос это умеет, если в форме. А он сегодня в форме. Оклемался, сердешный.

Пока еще держится суровая нитка тёти Марит, пока не затянуло горе – осознанное, впущенное внутрь, которое надо прожить и пережить, пока лучшее лекарство – работа, надо чем-то занять руки.

Поэтому Тура разбирает архив деда. Господи, в жизни не видела такого количества рукописных текстов. Сейчас уже и напечатанные на компьютере бумаги постепенно уходят в тень, уступая главную роль буквам на экранах электронных гаджетов. Да и буквы часто норовят заменить эмотиконами.

А тут такое богатство. Папки с тесёмками, старые, картонные, пыльные. Тура чихнула и положила очередную папку на место. Сначала здесь необходимо провести генеральную уборку. Но не сегодня. Тура дернула на себя правый верхний ящик – тот, что всегда под рукой. Заперт. А ключ от него, наверное, тот, который обнаружился в кармане домашнего коричневого кардигана, когда деда переодевали сотрудники ритуального агентства.

Тело. Те-ло. Она уже привыкает. Да и тела как такового уже не существует, лишь урна в ячейке в новом современном колумбарии. Дед три года назад велел ей после кремации подхоронить прах к Машеньке и Кларочке – к жене и сестре, стало быть. Тура так и сделает, но позднее. Сейчас визит на кладбище и всё, этому сопутствующее, находятся за границами ее возможностей: физических, психологических, эмоциональных. Тура обернулась и достала с книжной полки ключ.

В ящике поверх всех бумаг лежал конверт. Был он большой, белый, с крупной чёткой надписью посередине: Вскрыть после моей смерти.

И подпись: П.К. Дуров.

Тура вскрыла, не колеблясь. Внутри оказалось два конверта поменьше. Один был помечен: «Моей дочери, Елене Дуровой», второй: «Моей внучке, Туре Дуровой».