Когда телефон зазвонил раз, наверное, в десятый, Тура взяла трубку. Вслушивалась, напряженно хмуря брови. Но там произнесли слова, которые снова выбили почву из-под ног.
Тура нащупала сзади кресло и осторожно в него опустилась. Она не ослышалась? Преподобный? Покойный?..
В консульство она попала только через два дня. Два дня она работала и думала над тем, что ей сообщили по телефону. И всё же оказалась не готовой спустя два дня выслушать полную версию событий жизни преподобного Ларса Рённингена, ныне покойного.
К вере ее отец – впрочем, об их родстве, как с облегчением осознала Тура, сотруднику консульства известно не было – обратился, судя по датам, спустя год после того, как Туру вывезли из Норвегии. Переехал жить в Вадсё, на собственные сбережения открыл там христианскую миссию и всю оставшуюся жизнь посвятил этому делу. Тура пыталась сосредоточиться, чтобы хоть как-то осознать информацию, что ей сообщали: какие-то данные о деятельности миссии, о количестве прихожан, цифры финансового отчета, квадратные метры здания и еще куча всего. Только вот зачем ей всё это? А в голове всё никак не могла сложиться картинка: ее отец – и религия? То малое, что Тура о нем помнила, в этот образ не попадало никак. Преподобный Ларс Рённинген, кто бы мог подумать…
А преподобный Ларс Рённинген оставил ей миссию. Само здание и всё, что с ним связано – имущество, деятельность и…
Она спросила:
– Это что, я теперь возглавляю христианскую миссию?
– Нет, конечно! – Флегматичный с виду норвежец даже руками всплеснул. – Сейчас миссию возглавляет один из сотрудников. Но вы можете назначить любого другого. Или возглавить сами.
Тура не сдержалась – резко отодвинулась на стуле назад. Скрипнули ножки по плитке.
– Не хочу! Не хочу иметь ничего общего с этим… этим делом! Я могу отказаться от наследства?
– Можете. – Сотрудник консульства выглядел несколько удивленным. – Но мой вам совет, если позволите… Не спешите. Можно оформить документ на управление миссией. На полгода или год. Чтобы миссия существовала на законных основаниях. У вас появится время подумать. Если по истечении этого периода вам это будет по-прежнему неинтересно, вы всегда сможете просто продать имущество – дом довольно большой. Возможно, представители миссии захотят его у вас выкупить. Или… – Он пожал плечами.
Но картина стала для Туры более-менее ясной. Она снова придвинулась к столу.
– Давайте оформим доверенность. Или как там это у вас называется.
– Поздравляю! – Тяжелая рука хлопнула Степана по спине, по влажной от пота майке. – Влился в коллектив удачно.
– Спасибо. – Степан обернулся и ответил на рукопожатие диагонального национальной сборной. – Вы сегодня заколачивали как сумасшедшие с Олегом.
– А чего бы не заколачивать, если тылы прикрыты, – пожал здоровенными плечами капитан. А потом крепко обнял Стёпу. – Добро пожаловать в команду, Кос. Ты тут на своем месте.
Тура пила чай. Сервировано было чаепитие в гостиной, на привычном месте и привычным образом. И деду прибор поставлен, его любимая чайная пара. И газета свежая каждое утро кладется на стол. Ведь подписка оформлена, и почтальон всё равно приносит. Правда, паркет в спальне и кабинете покрывается пылью – пока сил не набралось начать там уборку. Силы не прибывают. Наоборот, убывают. Казалось бы, хлопот и забот теперь в разы меньше, работа – даже с учетом длинной дороги – на порядок комфортнее прежде всего в психологическом плане. Но Тура чувствует себя куском мороженого в кофе глясе. Кому-то вкусно, а она кончается. Одежда висит мешком, кожа стала совсем прозрачной. «Тура, ты вообще загораешь?» – спросила ее одна из новых коллег. «Да. В погребе». Посмеялись, шутку оценили. А ей вот не до шуток.
Вкуса чая не чувствуется. Чувствуется только, что горячий. Но не согревает. Она живет в погребе. Или в склепе. И покойники чередой. Дед. Отец. Пусть он был ей плохим отцом. Наверное, плохим, хотя Тура сама вообще никак не могла его оценить. Но другого у нее не было. И теперь и такого не стало. Человек, который дал ей жизнь, умер полтора месяца назад. Инсульт, паралич и спустя два дня комы – смерть. И получается, что в день своей кончины он приснился ей.
Стукнула дверь, и Тура подняла голову. Опершись ладонью о косяк, на пороге возникла мать.
– Разрешите войти? – с издёвкой спросила она.
– Входи, присаживайся. – Тура протянула руку и взяла из буфета чашку. – Разговор есть.