Трудная книга

Как это громко на первый взгляд и красиво звучит: «Наш гуманизм должен защищать наше святое общество»! Простите, но разве личность, человек не менее святы для нас? Можно ли любить общество, не любя человека? Разве не для личности, не для ее жизни существует общество? И разве не от ее расцвета зависит и расцвет всего общества? И можно ли говорить об обществе вне связи с личностью? Защищая ее, помогая ей, борясь за нее, мы боремся за живую и творящую клеточку нашего святого общества. И не тем ли, в конце концов, оно свято, что именно жизнь, благополучие, расцвет и счастье личности ставит своей программной целью? И не этим ли оно свято, что мысль и свободное творчество человеческой личности оно ставит условием своего развития?

А в чем же другом заключается сущность гуманизма, возникшего как решительный протест против церкви, против папства и его принципа непогрешимости папы, принципа, который сделал католичество самой реакционной силой в мире. «Гомо» — человек, «гуманус» — человеческий — вот что на исходе средних веков человеческая мысль противопоставила божеству и все подавляющему гнету церкви. Живого человека, его потребности и интересы положила она в основу нового понятия. Зародившись, это понятие не оставалось, конечно, неизменным, время вкладывало в него свой смысл. Гуманизм XV века не то, что гуманизм Шекспира, и не то, что гуманизм эпохи просвещения, и совсем не то, что гуманизм XIX и XX веков. В процессе исторического развития росло и расширялось содержание понятия, и это случалось даже в рамках одной эпохи. Уже при самом своем возникновении, противопоставляя античеловеческому гнету католицизма свой общий принцип внимания к человеку и его внутреннему миру, гуманизм объединял и поэзию Петрарки с ее чистыми и высокими чувствами, и проповедь эпикуреизма Лоренцо Вала, и идеализацию сильной, подавляющей всех личности у Паджо Браччолини, и даже Макиавелли с его учением о диктаторском государстве был сыном того же XV века.

Потом уже буржуазия стремилась приспособить гуманизм, сделать его соответствующим своей классовой сути. Человека она превратила в отдельный, независимый от общества, эгоистический индивид, гуманизм — в культ этого индивида, а индивидуальность — в индивидуализм, она привела человеческую мысль к социальному атомизму. Все это нашло свое оправдание в целой философской концепции. «Единственный и его собственность» — так назвал свою книгу Макс Штирнер.

«К чему сводится мое общение с миром? Я хочу наслаждаться им, и поэтому он должен быть моей собственностью, я хочу завоевать его. Я не желаю ни свободы, ни равенства людей. Я хочу только моей власти над ними, хочу сделать их моей собственностью, способной дать мне наслаждение… Мое общее с миром состоит в том, что я наслаждаюсь им, пользуюсь им для моего самонаслаждения».

«Кто не за меня, тот против меня», «для меня ничего нет выше меня», «власть — это я сам, я — властен, я — обладатель власти», «власть и сила существует только во мне, властном и сильном» — вот основы этой совершенно законченной идеологии эгоизма.

Отсюда — прямой переход к Ницше с его человеконенавистнической философией сверхчеловека, стоящего «по ту сторону добра и зла». «Жизнь и есть жажда власти… Жизнь по существу своему присвоение, нанесение вреда, насилие над чуждым, над более слабым, подавление, жестокость, навязывание собственных форм…» Это — философия презрения и ненависти, презрения к человечеству и ненависть стоявшего над всеми сверхчеловека ко всем низшим, составляющим толпу. Самого Ницше эта философия привела к убийственному одиночеству, отчаянию и в конце концов к безумию, а класс, воспринявший эту философию, — к такому же массовому безумию фашизма и развязанной им кровавой войне.

Передовая человеческая мысль пошла по другому пути, по пути дальнейшего роста, формирования, углубления и обогащения нравственного, именно гуманистического идеала и вместе с тем — по пути распространения гуманистических идей вширь, среди народных масс, среди все новых и новых общественных слоев. Трудно сказать, какие из этих направлений важнее — «ввысь» и «вширь», — но все это вместе связано и обусловлено.

Все это сказалось и на развитии литературы, которая по-своему отражает общественные процессы и идеалы и для которой человек всегда является центральной фигурой. Поэтому естественно, что именно к литературе придется чаще всего обращаться в нашем разговоре.