Трудная книга

Невыносимо, мучительно больно сознавать, что лучшие годы проходят вдали. Мучительно больно находиться в стороне от дел, которые совершают все наши люди: строительство электростанций, прокладывание железных дорог, газопроводов, и там нужны руки. Сколько дел, трудовой романтики — и быть оторванным от всего этого! Что может быть страшнее и ужаснее этого?! В наш век, когда человек проникает в неизведанные пространства космоса, повышается сознательность, когда принята новая Программа партии — исторический документ нашей эпохи! И в такое время быть изолированным от общества?! Это ужасно!»

Утверждение своего достоинства недостойными средствами, путаница в голове, несоразмерность понятий, критериев и оценок — больших и малых, высоких и низменных, элементарный вопрос: что хорошо, что плохо — все еще не решен. В кармане паспорт, а в голове дурь.

И вот еще один, необычайно интересный пример такой путаницы понятий и вытекающих отсюда ошибок, пример редкий по остроте и глубине анализа, и потому я приведу его, несмотря на значительные размеры письма, почти полностью:

«Вам, конечно, пишут: «Исправился я, отпустили бы меня…» И ругают, плюют на себя с высоты своего исправившегося «я». А мне кажется, что не презирать себя нужно, а любить и уважать за то, что из негодяя стал человеком. Как можно жить, не уважая себя? Должно быть, это очень горькая участь — помнить свое место в жизни, находящееся где-то на задворках общества, возврат к которому раз и навсегда отрезан. Нужно быть гордым! Это не выработавшаяся защитная реакция закоренелого подлеца, который плюет на мнение окружающих; это не то, что здесь у нас называют «обморожением глаз»; это «допинг» всего моего существования, отсутствие которого равно моральной смерти. От меня ничего не останется, если я попаду под влияние сентиментальных книжек, где все преступники обливаются слезами…

Я никогда не был испорченным мальчишкой. С ранних лет увлекался книгами, зачитывался ими. Мать, неграмотная женщина, сама того не подозревая, дала мне правильное воспитание. В моем незавидном настоящем виноват только я, а ни в коем случае не мать.

Можно даже сказать, что я вырос на улице, но только не на такой, с которой связывают понятие «шпана». Это была гурьба простых ребят, детей рабочих; у них были хорошие наклонности, и среди них самым примерным поведением выделялся я. Но никто из них не попал в тюрьму, кроме меня. Как же случилось, что именно я — дважды преступник?

Как мне кажется, я представляю собой пусть не очень яркий, но все-таки типичный образ современного преступника. Вы спросите: почему современного? Сейчас отмирает один вид преступников и зарождается другой. Время лишений, вызванных войной, прошло; уходит в прошлое и вся так долго цеплявшаяся за жизнь воровская среда. Меняются обстоятельства, а с ними и люди. Бесшабашные рассказы о былой шикарной жизни, взвинчивающие людей до экстаза, вызывают сейчас не интерес у слушателей, а зубную боль.

На смену приходит новое, более «культурное» поколение преступников. Они вполне пригодны для перевоспитания. Что их толкает на преступление — скажу по себе.

Часть нашей молодежи страдает одной болезнью — в ней живет, если можно так сказать, какой-то дух сопротивления, неудовлетворенность тем, что открывается перед взором в этот ранний возраст (?). Возрастное непостоянство и легкомыслие ведут к чрезмерному увлечению романтикой, но так как молодым людям кажется, что она выражена в наше время в слабой форме, то юноша начинает искать более увлекательные вариации и, конечно, находит.

Когда мне было лет шестнадцать, я, выходя из кинотеатра под впечатлением подвигов героев, обнаруживал в себе потребность быть хоть чуть-чуть на них похожим. Не беда, что я не могу проткнуть шпагой какого-нибудь негодяя, зато я могу дать ему по морде. Но негодяи на дороге не валяются, их еще надо найти, а пока ищешь, улетучится весь навеянный воинственный пыл. А не лучше ли сделать негодяем вон того парня, что стоит с девушкой около витрины? Будь он тысячу раз порядочным человеком, но на одну минуту он будет негодяем, по крайней мере для меня. После нескольких слов он вынужден ответить мне грубо, а моя «обостренная» совесть требует удовлетворения. Так делается хулиган. Компоненты хулиганства — ухарство, легкомыслие, моральная пустота. Они преходящи».

Я, конечно, не мог не написать этому пареньку. Я просил подробнее рассказать о себе, о своей неудовлетворенности (чем?), как, какими психологическими путями из этой неудовлетворенности вырастает преступление и, вообще, обо всем, что с ним случилось, как из «неиспорченного мальчишки», «человеколюба» он сделался дважды преступником?

«Вы утверждаете, что во всем виноваты вы сами. Это очень хорошо и не так часто встречается. Обычно люди действительно плачут, и жалуются, и жалеют себя, и винят обстоятельства, и тогда им приходится доказывать их собственную вину. У вас дело обстоит наоборот. Так давайте же покопаемся: что значит «я сам»? Откуда родилось это «я сам»? Это — глубины психологии. Так давайте же измерим их глубину».

И вот ответ: