Трудная книга

Семья была сложная, трудная. Отец, выходец из состоятельной крестьянской семьи, овдовел, оставшись с двумя детьми, взял девушку из семьи, наоборот, очень бедной, которая пошла за него по нужде. Нрав у отца был крутой, суровый, даже жестокий. Он бил сына за все — за каждую мелочь, бил розгами, заставлял целую ночь стоять на коленях и читать «Отче наш», сажал в кадушку. А когда паренек подрос, стал учиться, его увлекли книги, мир фантазий, после которых то хотелось стать невидимкой, то самым сильным человеком в мире. Это был новый предлог для преследований со стороны работящего, но крестьянски-ограниченного, живущего только узкопрактическими интересами отца.

«Приду из школы, покушаю, учебники брошу куда-нибудь, сам заберусь в рожь или в кукурузу на огороде и давай читать, читать. А старик найдет, подкрадется незаметно, а я все внимание сосредоточил на книге, не слышу — и вдруг, как гром среди ясной погоды, колом по спине и — пошло!»

Но, может быть, с тем большей силой тянуло его в таинственный, необъятно-широкий и волнующий мир книг. Может быть, отсюда росло и противостояло жестокости быта чувство собственного достоинства и устремление «вперед и выше», и тяга к людям, к дружбе, к самоотверженности.

Был у Саши друг, Коля Синицын, друг с детства, когда они еще «в ляльки» играли. Только Коля был старше его на год и в школе шел на год раньше его и потому в четвертом классе нарочно стал плохо учиться, чтобы остаться на второй год и дождаться Сашу. Вот какая была эта дружба! А когда в школе кто-то совершил грубый хулиганский проступок, и учительница — очень злая — обвинила в этом хулиганстве Сашу Пшеная и велела прислать отца, Коля Синицын решил разделить с ним его участь: «Пойдем, повесимся и напишем записку: «Це не мы!»» Пришли в овраг, связали ремни, подстроили камни к дереву и решили тянуть «жеребки» — кто первый? Жребий достался Коле Синицыну, и тогда начались сомнения: «Мама плакать будет. Сестренку жалко». Решили — «нет, не будем вешаться». Такая это была дружба!

Кстати, когда Саша, уже взрослый, пришел к этой учительнице и спросил: «Помните, как вы линейкой били?» — та ответила: «Нет, не помню». — «А помните, как вы меня обвинили в том, чего я не делал?» — «Нет, не помню». И не отсюда ли пошла та лютая ненависть к несправедливости, которая до сих пор горит в Саше Пшенае?

Так прошли школьные годы, и, когда по окончании седьмого класса отец снова за что-то свирепо обрушился на него, Саша сбежал к бабушке, поплакал у нее, выпросил немного денег и уехал в Одессу. В Одессе поступил в ремесленное училище, и все, казалось, шло хорошо: был старостой группы, вступил в комсомол, участвовал в художественной самодеятельности. Но перед самым окончанием училища, на практике, случилась авария, и Саше выбило глаз. Заканчивал ремесленное училище он уже инвалидом, и начальство, по всем правилам бездушного формализма, не нашло ничего лучшего, как отпустить его на все четыре стороны: распределению на работу он уже не подлежал. Так на начавшие было заживать душевные раны легла новая и опять незаслуженная обида.

Пришлось искать работу где-нибудь, какую-нибудь. После долгих мытарств устроился на строительство холодильника. Из отдела кадров пришел к коменданту, комендант дал бумажку — направление в общежитие. Пришел в указанную в этом направлении комнату и остановился. Кругом дым коромыслом: на столах бутылки, разная «жратва», на кроватях сидят и лежат здоровые парни в обнимку с пьяными девками. Мест нет. Саша оставил свой чемоданчик, пошел опять к коменданту, возвращается — чемоданчик открыт. При помощи коменданта кое-как нашел место, устроился. На другой день купил, вместо украденных, брюки и рубашку, положил под подушку — снова исчезли. Пошел к коменданту, просил перевести в другую комнату: «Чего тебе еще надо? Где указано, там и живи». Потом украли деньги, а до получки две недели. Пошел к прорабу, попросил аванс: 25 рублей старыми деньгами. «Нельзя, финансовая дисциплина». — «Ну что ж мне, воровать идти?» — «Дело хозяйское».

А кругом — разливанное море: колбаса, ветчина. А главное — живут ребята, на работу не ходят, ничего не делают. Из разговоров узнал: почти все из заключения, по амнистии 1953 года.

— Что, пацан? Денег нет? Садись, ешь.

Сел, ел, так и прижился у них. А потом говорят: «Айда с нами». Пошел, даже интерес почувствовал, героем себя возомнил. А как же? Ночь, забор, в заборе дыра. «Постой здесь. Увидишь кого — свистни». Свистнуть не пришлось, никого не было. Получил пять дамских сумочек, продал на базаре, завелись деньги.