Трудная книга

В дальнейшей жизни и работе на заводе я нашел себе товарища. Он работал в одном цеху со мной, звали его Василием. Мы вместе стали жить на частной квартире, вместе мы рыбачили на Оке, вместе выпивали в получку, вместе и «шкодили», как мы выражались. Русская пословица говорит: «Рыбак рыбака видит издалека». Так и мы сразу нашли общий язык. Интересно и увлекательно нам было в то время, никакой серьезности не было, одна ветреность. Возможно, нас и сблизило отсутствие нужного направления и цели в жизни и никакого внимания ни от кого. Вспоминается мне небольшая книжонка, которую мне пришлось прочитать, о том, как ручные слоны обучают молодых, только что пойманных слонов. Дикого слона со всех сторон окружают ручные и заставляют его делать все то, что прикажут. И вот за короткий промежуток времени дикарь превращается в обыкновенного ручного, «воспитанного» слона. Мне это вспомнилось к тому: у нас на заводе был большой коллектив, была комсомольская организация, все нас знали как разгильдяев, но почему-то смотрели на все это «сквозь пальцы», никто не обращал на нас внимания. Хоть бы взяли пример со слонов (!). И вот за лето 1960 года мы совершили двенадцать краж: пять старых велосипедов, шланг резиновый из государственной организации, плащ, висевший на изгороди, четыре банки варенья, старые журналы «Огонек», удочки. Одним словом «шкодничанье» начало входить в привычку. Где-нибудь и что-нибудь натворить стало уже потребностью, иначе было скучно».

Мы читаем это письмо и видим, как, загрязнившись, «черная» Арагва начинает разъедать честную по своей нравственной основе душу человека, и личность постепенно начинает терять свою цельность, непосредственность и чистоту.

Но Алексею тоже повезло: его еще не до конца успела засосать трясина преступности, у него оказалась хорошая жена, «чистой души человек», как он ее называет, которая, ничего не зная о прошлых похождениях мужа, была потрясена, но не отказалась от него, а, наоборот, поддержала в трудную минуту. После ареста, в тюрьме, он оказался под наблюдением чуткого человека и хорошего коммуниста И. Ф. Коноплина, который вел с ним большую и настоящую воспитательную работу и с которым он до сих пор продолжает переписку. У Алексея оказались хорошие книги, под влиянием которых он решил: «чем ходить в жизни с грязной душой, лучше очистить ее сразу»[12].

«Я сейчас как бы прозрел, научился ценить жизнь, уважать людей. Я понимаю, что рожден один раз, и, вместо того чтобы дорожить каждой минутой: учиться, строить, любить, создавать, я впустую убивал отпущенное мне природой время. Книга показала мне себя с обратной стороны. Мысль моя в настоящее время работает четко, разум ясен».

Да, Алексею Тальникову сравнительно повезло, а вот Алексею Ванскому или Ивану Пучилину пришлось значительно хуже, хотя истоки их «черной» Арагвы все те же: зло жизни, породившее моральное разложение человека.

«Происхождения своей семьи я не знаю, но у меня, как и у всех, были мать, отец, брат и сестра. Все это было, — пишет Алексей Ванский. — Но вот умирает отец, а за ним — мать, единственное существо, которое больше других могло повлиять на ребенка. Мне только было 9 лет. Первое время моего сиротства меня воспитывала сестра-студентка, которой было девятнадцать лет».

Затем ребенок был передан на воспитание брату, служившему в армии. Он любил мальчика, но был очень занят службой, и воспитание было передано его жене, женщине властолюбивой. Она была чрезмерно строгая, суровая, и нужно было заслужить ее особое одобрение, чтобы она разрешила, например, пойти в кино. Но когда в ней проявлялась ревность к мужу, она посылала мальчика следить за ним, обещая кино и деньги.

«Поэтому с малых лет я познал соблазн обмана, лести и угодничества, чем и приходилось пользоваться ради того, чтобы получить разрешение побегать или сходить в кино».

Мальчик нес в семье обязанности няньки, ходил за продуктами, всегда был перегружен домашними делами, то и дело слышал слово «дармоед» и очень от этого страдал. «И вот для того, чтобы избавиться от подобных эпитетов, я должен был сознательно встать на путь плохого поведения в школе и явного ослушания, в надежде на то, что меня в скором времени выгонят из школы и я буду проситься на работу, а тогда мне не посмеют сказать, что я «дармоед»».

Не вникнув в жизнь мальчика, школа действительно пошла по этому самому легкому пути, и он был исключен. Брат в это время уехал, и мальчика выгнали из дому. На работу же его не брали, так как ему было только 13 лет.

«Для того чтобы существовать, нужны были средства. Первое время я занимался тем, что просил хлеб в столовых, потом стал обирать пьяных. И так, со ступени на ступень я не поднимался, а падал вниз, в пропасть, которая поглотила впоследствии все светлое…»

Это — Ванский. А вот Иван Пучилин: