Трудная книга

«С 1939 года я остался без отца. В семье нас было трое — сестра, брат и я. К тому же у нас жила нетрудоспособная бабушка. Таким образом, все заботы о семье лежали на плечах матери. В такое трудное время, когда фронт требовал усиленной работы тыла, моей матери приходилось целыми днями работать, и она не имела времени не только для воспитания детей, но даже для отдыха. Мы были предоставлены самим себе. Потом брат пошел учиться в железнодорожное училище, а я учился в школе. В годы войны к нам приехала сестра мамы с сыном Вадимом. Я не могу понять, по каким причинам, но с появлением в нашей семье Вадима всякое, даже самое маленькое внимание со стороны сестры и матери ко мне исчезло. Когда я начинал с Вадимом о чем-либо спорить, мне говорили, что я старше его и должен во всем уступать. Когда же я начинал ссору с сестрой, мне говорили, что я ей должен уступать, а не спорить, потому что она старше. Но объяснения эти мне делали не часто, а чаще просто били, и сестра, и тетка и, особенно, мать. Озлобленная на работу и нужду, она изливала на мне свое зло. Я часто задумывался: почему они ко мне так относятся? Кем я являюсь в семье? И приходил к мысли, что я в семье чужой. Побои, постоянные оскорбления и унижения наполнили мою душу злобой на всех, а порой и на самого себя. Выходя на улицу, эту злобу я изливал на своих сверстниках и вступал с ними в драку. Таким образом, я очень скоро прославился как драчун.

В драках я приобрел смелость и решительность, которые, как я понимаю теперь, и завели меня в колонию. Именно поэтому на меня и обратил внимание один главарь уголовной группы и впоследствии завербовал меня в свою шайку».

Скажите, какие непреодолимые закономерности жизни «завели» Алексея Ванского «в пропасть, которая поглотила впоследствии все светлое»? Что, кроме зла человеческих отношений, наполнило злобой душу Ивана Пучилина? А ведь в другом случае, при другой матери, при другой тетке, при иных условиях и отношениях, все могло быть иначе. А здесь мы видим: растущий человек входит в жизнь, только-только входит, ему нужно утвердиться в жизни как личности, и он вынужден льстить и угодничать или, наоборот, идти на грубость и драку, и даже к правильным, понятным целям (избавиться от клички «дармоед») ему приходится добираться кривыми путями.

Так размножается зло.

А вот еще — новая ступенька и новая, уже большая глубина падения и озлобления.

«Я не учился ни в институте, ни кончал 10 классов. Мне было 13 лет, когда я потерял дом. Мать умерла в 1937 году, отец мой нашел другую жену, которая была на восемь лет моложе его. Находясь на улице, я рос среди людей, живших инстинктом. Несмотря на нравственную уродливость, мы все же тянулись к хорошему, которое нас окружало, но войти в его среду не могли без посторонней помощи. Нам мешало недоверие людей и их презрение, которые мы видели и ощущали долгие годы.

Потом я жил в детском доме, но ничего хорошего и там не видел. Нами никто по-настоящему не занимался, удовлетворяясь тем, что мы жили в комнатах и ели три раза в день. Знаю, что были, конечно, и хорошие детдома, но мне в них быть не пришлось.

Находясь долгие годы на улице, я не встречал хороших людей, за исключением солдат, идущих на фронт, которые нас жалели и кормили. Если меня ловили на базарах, то блюстители порядка, забрав деньги и отлупив, выгоняли из помещения «пикета». А спекулянты стремились купить у нас вещи подешевле, ничем не брезгуя. Совестью, видимо, они не обладали и не задумывались над тем, что их дети тоже моего возраста и что я гибну. Я им был безразличен. Их не мучили совесть, долг и нравственность.