Трудная книга

Я ночевал везде: на чердаках, в красных уголках при вокзале, на квартирах. Находясь на квартирах, я видел, как живут люди и как они смотрели на нас. Там, где мать имела много детей и муж был на фронте, на нас не смотрели косо, ибо мы приносили то, чего не было в этой семье. Ее дети были полуодеты и голодны, некоторые сидят там же, где и я. А когда мы приносили вещи спекулянтам, мы видели иную картину. В комнатах было тепло, чисто, уютно. Дети учились, ходили в кино. К ним ходили гости, среди которых были женщины легкого поведения. Эти девицы жили под лозунгом «война все спишет». У многих мужья не шли на фронт «по болезни». Эти людишки делали грязные дела, которые были гораздо грязнее моих. Они делали преступления, прикрываясь связями и должностями. Многие из них получили потом сроки, а часть из них живы по сей день, нянчат внуков. Они не скажут своим детям о своем рукомесле и приспособленчестве за годы войны! И тот доктор, который дал их папаше бронь за взятку, молчит по сей день. Его, как и тех, кто жил за счет горя и слез других семей, не мучают, видимо, угрызения совести. В то время, когда многие люди голодали, эти типы кормили собачек и кошечек и соблюдали сезонную моду. А многие из нас мерзли на улице и хотели есть. Проходя мимо нас, они ворчали: «Куда смотрит милиция?»; «Что смотрят родители?»; «Это позор, куда это годится, нельзя пройти спокойно, все просят подать». Они не взяли к себе в хоромы ни одного сироту, как многие простые русские женщины — вдовы, солдатки, которые к своим трем-четырем детям брали в дом голодного ребенка и растили его. Эти людишки были далеки в то время от народного горя. Они знали лишь свою утробу, они говорили о нравственности, морали и долге, прикрывая этим свое грязное имя и нашу беду».

И еще и еще… Я не обещал читателю легкого чтения, но и нельзя быть жестоким, это я понимаю, это я очень хорошо понимаю. Но нужно понять и другое: решившись проникнуть в теснины «черной» Арагвы, нельзя искать там солнечное сияние. Оно проникает сюда лишь отраженно, как отблеск тех светлых вершин, к которым мы направляем свой путь и которые мы хотим приблизить. Очень хорошо сказал Маркс: «Недостаточно, чтобы мысль стремилась к воплощению в действительность, сама действительность должна стремиться к мысли»[13]. И в этом своем стремлении к «мысли», к высокому коммунистическому идеалу она не может стать хорошей без того, чтобы не вытравить из себя то, что ее может делать плохой. Но как вместить все это, в душу вместить и в эти, до невозможности тесные страницы? Вместить — не то чтобы втиснуть, не ради мрака и смакования, а чтобы доказать и показать, чтобы люди задумались над тем, как жить друг с другом, чтобы ясной стала очевидная истина: зло — не в законах, не в принципах, на которых построено наше общество. «Шесть отцов были и все били»; «Алешка, дьявол, иди трескать!» — это мать зовет сына обедать… Зло таится в людях — в людях, которые не хотят знать и не знают никаких законов, в людях, которые, извращая эти законы, а порою и прячась за них, творят зло. Люди, которые представляют собою общество, не всегда оказываются достойны того, что они представляют.

Имеет ли право отец называться отцом, если он посылает на воровство своего родного сына? Имеет ли право воспитатель называться воспитателем, если он обкрадывает и развращает того, кого должен воспитывать? Имеет ли право директор называться директором, если он глушит в молодом человеке романтику и жар души и доводит парня до того, что тот берется за кирпич? Разве на этих законах построено то общество, именем которого все они живут и действуют?

Мы идем пока по самым верховьям «черной Арагвы», присматриваемся к ее истокам и видим, как именно люди, вопреки всем принципам и нормам, творят зло, которое порождает другое, производное, и оно оборачивается против них же самих. А они, вот такие, ведь громче других потом будут кричать: «Куда смотрит милиция?» И я принимаю, я душой принимаю вывод, которым заканчивается одна такая человеческая исповедь: «Я всего лишь маленькая, затертая жизнью божья коровка. Но тем, кто стремится к вершинам, соря на своем пути, как неряшливые квартиранты, и чураясь прикосновения к своему же собственному мусору, желаю быть всегда чистыми и опрятными».

И я присоединяюсь к этому: давайте не сорить!