Трудная ноша. Записки акушерки

Я посмотрела на них поверх бумаг. Элеанор опробовала подставки для ног на кровати и наклонилась что-то прошептать на ухо своей партнерше, игриво усмехнувшись, а на бледном лице Лиз промелькнуло даже подобие румянца. Я почувствовала, что мне непросто будет проникнуть в их замкнутый мирок, но они проходили через такое, о чем я и понятия не имела. На тот момент сама я еще не сталкивалась с раком, и хотя видела, как боролись с ним мои друзья и коллеги, болезнь оставалась для меня загадкой, и я лишь делала вид, что понимаю тех, кого она коснулась.

Я кашлянула и обратилась к Лиз:

– Да, нелегко вам пришлось.

Обе они повернулись ко мне; казалось, они забыли, что я тоже находилась в палате, и по-прежнему продолжали улыбаться шутке, которая так и осталась между ними. Я понимала, что голос мой звучит фальшиво, и его натянутая жизнерадостность только усиливается окружающей обстановкой, но тем не менее продолжала:

– А как вы себя чувствуете сейчас?

– Все отлично, – ответила Элеанор, не сводя глаз с Лиз.

– Лиз сделали двойную мастэктомию, и она уже прошла четыре курса химиотерапии. Осталось пройти еще парочку, но она справляется просто великолепно.

– Удивительно, – покивала я, болезненно сознавая всю нелепость этого слова. А потом снова обратилась к Лиз:

– И как вы?

Она откинулась назад в своем кресле.

– Вообще… – вздохнув, она посмотрела на Элеанор. – Все сложно, как врачи говорят. Конечно, я ужасно рада ребенку, да и доктор сказал, что у меня есть все шансы полностью вылечиться, это главное, но… я так устала. Похоже на самый страшный в моей жизни jet lag, а уж я повидала jet lag, можете мне поверить.

– Вы же пилот?

– Да, то есть была, но с этим всем пришлось осесть на земле…

Она мрачно улыбнулась.

– С раком, знаете ли, не полетаешь. И на волосы плохо действует.

Она приподняла край своей шапочки и продемонстрировала гладкий голый скальп; только тут я поняла, что и ее аккуратные брови тоже нарисованы карандашом. Я не знала, надо ли мне улыбнуться, засмеяться или посочувствовать ей – может, все сразу. Не имело смысла делать вид, что я понимаю, через что она проходит, но я точно знала, что эта ночь – одна из важнейших вех на ее длинном нелегком пути. Лучшее, что я могла сделать, это привнести в то время, что мы проведем вместе, частичку своей любви – не романтического свойства, а той, сродни волшебству, которая возникает у каждой акушерки с новоиспеченными родителями, пусть они даже никогда не встречались раньше. Это та мгновенная, безусловная любовь, которую я привыкла щедро дарить, и двум женщинам в палате тоже полагалась их доля.

Элеанор сидела на краю кровати, внимательно слушая Лиз. Потом потянулась и пожала руку жены.

– Возможно, Лиз в какой-то момент захочет вздремнуть, ну, как на дискотеке, – сказала она.

– Мы с ней немного отвыкли от вечеринок.

Она подмигнула Лиз, и та опять улыбнулась, но уже совсем слабо.

– Дискотечная отключка не проблема, – заверила ее я.

– Мы с Элеанор из клуба Неспящих, зато вы можете и передохнуть, когда будет нужно. Так что садитесь удобно и расслабьтесь.

Я кивнула в сторону радио, передававшего полуночное регги.

– Наслаждайтесь музыкой.

Пока Элеанор и Лиз устраивались, тихонько переговариваясь под музыку между собой и снова спрятавшись в своем куполе на двоих, я принялась за хорошо знакомые приготовления к финальной стадии родовозбуждения. Во многих больницах оно является стандартной процедурой при родах у женщин после ЭКО; аргументов в пользу этой практики совсем мало, и это, скорее, свидетельство нашей нацеленной на безопасность культуры, когда принято избегать даже малейшего риска. «2 гормональных пессария, расширение 3 см» – написала Фатима в карте своим крупным округлым почерком. «Отлично», – подумала я; теперь мне следовало разорвать плодный пузырь Элеанор, чтобы головка ребенка пришла в непосредственный контакт с шейкой матки, что должно усилить схватки. Если женщина уже рожала, этого обычно достаточно, чтобы спровоцировать полноценные схватки, но у первородящих приходится чаще всего применять искусственные гормоны, чтобы подстегнуть матку. Как кондитер, собирающий все ингредиенты и подготавливающий форму, чтобы испечь замысловатый торт, я начала выкладывать инструменты и лекарства, которые потребуются, чтобы сопроводить ребенка Элеанор в этот мир. Я выложила на металлическую тележку на колесиках смотровой набор, перчатки, гель и амниотический перфоратор, а потом занялась капельницей. Я вскрыла крошечную стеклянную ампулу синтоцинона, набрала ее содержимое в шприц и ввела его в большую бутылку с раствором, который специальный насос будет подавать с точно выверенной скоростью, увеличивая подачу каждые полчаса, пока Элеанор не пройдет все стадии схваток. Всего одного миллилитра этого гормона – который у нас еще называют «хорошей штукой» или «соком джунглей» – достаточно, чтобы горы свернуть.

– Если вы не против, Элеанор, я хотела бы провести первичный осмотр и разорвать плодный пузырь, – сказала я, тактично спрятав крючок за другими упаковками у себя на тележке.