Трудная ноша. Записки акушерки

– Не знаю, выйдет из этого что-нибудь или нет, – сказала она, увидев, что головка Рози тяжело склонилась к ней на руки.

– Похоже, ничего не получается.

Мать Оливии похлопала ее по плечу.

– Ничего-ничего, дорогая. Ничто не дается без усилий, – сказала она прямо-таки с сахарной приторностью.

– Я уверена, сестра рада будет провести весь день с тобой и помочь. Что может быть важнее, чем наладить грудное вскармливание?

Я прикусила язык так сильно, что испугалась, как бы кровь не потекла изо рта на форму; пятна на ней пришлось бы как-то объяснять старшей сестре на летучке в середине дня. Конечно, я с радостью помогла бы Оливии наладить грудное вскармливание, будь сама уверена, что она действительно этого хочет, и конечно я знала, что успех возможен при правильном руководстве. Однако язвительные комментарии этой дамы начинали всерьез меня задевать, не говоря уже об обращении «сестра», которое она использовала, судя по всему, намеренно. Добавьте сюда тот факт, что отделение было переполнено – нам приказали даже поставить дополнительные кровати, чтобы поместились все, кого отпустили из родильного, и мои коллеги уже приступили к своим ежедневным обязанностям, – и вы поймете, что при всем желании я никак не могла уделить Оливии то количество времени и внимания, на которое рассчитывала ее мать.

– Конечно, я с радостью сделаю все необходимое, чтобы помочь вам с грудным вскармливанием, – ответила я. – Лучшее, что можно сейчас сделать, это держать Рози кожа-к-коже, чтобы она чувствовала запах молока, а потом, когда она снова начнет искать пищу, постараться, чтобы ее рот оказался в нужном месте в нужное время.

Это предложение вроде бы удовлетворило Оливию и ее мать, и со скрипом развернувшись на линолеуме, я бросилась к посту, чтобы скорей приступить к запоздалой раздаче лекарств.

Весь день я старалась заглядывать к Оливии как можно чаще. Некоторые эти визиты были спонтанными, некоторые – по вызову матери Оливии, которая нажимала тревожную кнопку каждый раз, когда ротик ее внучки оказывался в непосредственной близости от соска. Заслышав сигнал, я спешно заканчивала то, чем занималась – накладывала тугую повязку на открытую рану или вытаскивала канюлю, – и бросалась в бокс к Оливии, чтобы узнать, что Рози опять заснула, или в первый раз покакала, или что она отталкивает материнскую грудь крепко стиснутыми злобными кулачками. При каждом посещении я видела, что Оливия с трудом сдерживает слезы от нарастающего разочарования; ее мать при этом громко изумлялась тому факту, что Рози – непонятно почему – не хочет брать грудь. Я всякий раз предлагала Оливии немного изменить положение и все активнее задействовала руки при каждой следующей попытке, пока, наконец, сама не приподняла Рози за плечики, провела ее губами по груди Оливии и быстрым движением, пока ротик был открыт, приложила к соску. Одно сосательное движение, потом другое – и тут Рози сморщилась, отвернулась и снова заснула.

Мать Оливии наблюдала за этими попытками, нахмурив брови и надув губы в знак неодобрения.

– Если честно, я не понимаю, в чем проблема, – заявила она, когда я в бессчетный раз явилась по тревожному сигналу.

Было почти шесть часов, и в воздухе стоял тяжелый запах потных женских тел и госпитальной пищи.

– Рози такая чудесная крошка, но бедняжка Ливи, похоже, совсем не справляется.

Я посмотрела на Оливию. За весь день она не набралась сил хоть раз встать с кровати. Ее блестящие волосы спутались и пропотели в жарком воздухе, а румяна сползли с бескровных щек. Даже груди, казалось, безнадежно повисли между раскрытыми полами розовой пижамы. Передо мной была женщина на грани нервного срыва, а у нее на руках – хнычущий, плачущий, явно раздраженный – очень и очень голодный малыш.

– Оливия, – начала я, надеясь, что голос мой звучит достаточно твердо, чтобы дать ее матери понять – вмешиваться в беседу не стоит.

– Как вы сами хотите поступить?

– Она хочет кормить грудью, что за вопрос! – ответила мать.

Я прожгла ее взглядом: ледяным концентрированным лазерным лучом серьезно настроенной акушерки. Я не хотела вступать с ней в дебаты относительно способа вскармливания, который выберет ее дочь, и обсуждать его достоинства и недостатки. Я знала, что, стоит мне начать, и я уже не остановлюсь. Мало того, тщательно выдерживаемая видимость спокойствия тут же исчезнет, потому что для меня очень важно, чтобы Оливия сама принимала решения и рожала и кормила своего ребенка так, как она хочет или может.

– Оливия, – повторила я, игнорируя вмешательство матери. – Чего вы хотите? Что бы это ни было, я сделаю все, чтобы вам помочь, но выбор только за вами.

Оливия подняла на меня глаза. В полной тишине по ее щекам вдруг потекли горячие слезы. Она не всхлипывала, не терла глаза. У нее на это просто не было сил. Долгие бесплодные схватки, большая полостная операция, три часа сна и практически целый день попыток дать грудь изголодавшейся, раздраженной малютке, оставили ее полностью опустошенной.

– Я хочу кормить грудью, – сказала она, когда слезы добрались до шеи и побежали по ней вниз.