Трудно не понять Ничто, но множественная вселенная полна этого

остановится, пока не достигнет места посуше — маленького городка Шанкидудл, родины

прекрасных скаковых лошадей. Вот и правильно, — думал Мокрист, — путь отсюда до

Низболот долог и извилист, и если вы не можете его отыскать, то вам и делать здесь

нечего.

Дождь заливал Сто Латский вокзал, хлестал с крыши, а люди торопились укрыться

от него, хоть немного передохнуть от натиска потопа. В маленьком кафе Марджори

Пэйнсворт было сухо, и в качестве бонуса пострадавшим от ужасов этой ночи

продавались горячие булочки. Это кафе стало светом утешения для юной тролльской

леди, неуверенно помешивающей свою чашку расплавленной серы. Она разглядывала

приходящих и выходящих и была чрезвычайно удивлена, когда гномский джентльмен,

указав на стул возле нее, спросил:

— Прошу прощения, здесь не занято?

Трещинка прежде никогда не имела дела с гномами, но раз уж со всей этой

Кумской Долиной разобрались, она сочла вполне уместным поговорить с гномом,

особенно, учитывая то, как хорошо и, ну, по-человечески он был одет. Таких называли

Анк-Морпоркскими гномами. Так что она улыбнулась и ответила:

— Пожалуйста, присаживайтесь, сэр. Погода слишком ненастна для этого времени

года, вы не находите?

Гном поклонился и сел:

— Простите мою навязчивость, но я был счастлив услышать от вас слово

«ненастный». Слово само по себе уже картина, не правда ли? Такая серая, но все же… О,

ну где же мои манеры?! Позвольте представиться: Торчок Доксон к вашим услугам,

мадам, и, если позволите, вы просто прекрасно говорите по-гномски.

Трещинка огляделась. Люди продолжали приходить из-под дождя и уходить под

дождь по мере того, как приходили и уходили поезда. Сто Лат, помимо всего прочего, был

пересадочным узлом железной дороги, и через него проходил почти весь пассажиропоток.

Краем уха она услышала, как диспетчер объявляет ее поезд, но решила ответить:

— Ваше понимание тролльского также весьма примечательно, если можно так

сказать. Могу ли я поинтересоваться, где вы начали свое путешествие?

Гном снова улыбнулся:

— Я библиотекарь в Клатче, но только что похоронил отца в Медной голове.

Трещинка подавила смех:

— Простите, сэр, прискорбно слышать о вашей потере, но это потрясающе! Я тоже

библиотекарь — на службе у Алмазного короля Троллей!

— О! Алмазная библиотека! Увы, недоступная нам даже по знаменитому

Соглашению. Я бы отдал что угодно за одну возможность на нее взглянуть.

Двое библиотекарей заказали еще выпить и под звуки паровозных гудков

разговаривали о книгах, пока поезда приходили и уходили. Трещинка рассказала Торчку,

что ее муж не любил книг и считал невнятное мычание достаточным для троллей — как в

старые добрые времена, а гном рассказал ей о своей жене, которая даже после

Соглашения Кумской Долины считала троллей разновидностью животных. И они

говорили, говорили, говорили о значении слов и о любви к словам. Марджори распознала

симптомы, так что держала кофе горячим, а серу плавящейся, и разогрела припасенный

каменный пирог.

Конечно, это все не ее дело, думала она, — ее не касалось, как люди управляют

своими жизнями, и уж точно она не подслушивала, ну, разве только самую малость, и она

129

совершенно не виновата, что просто случайно услышала, как гном сказал, что ему

предложили должность библиотекаря в Бразинекском университете и уже сказали, что он

может взять с собой ассистента. И Марджори совершенно не удивилась, когда через

мгновение увидела только две пустых чашки и пустой стол: такие вещи неизбежно

случаются на железной дороге. Она расширяет горизонты — и снаружи, и изнутри. Люди

отправляются на поиски себя и находят кого-то совершенно другого.

Как для революции, Шмальцбергский переворот протекал крайне медленно,

просачиваясь в тоннели и шахты подобно патоке, — по крайней мере, он был таким же

липким. Знаток переворотов сразу же распознал бы эту форму. Двое собрались, чтобы

убедить третьего, потому что так надо и потому, что так делают все остальные. Ведь нет

смысла оставаться на проигрывающей стороне, правда? Всегда находились

сомневающиеся, но сила течения усиливалась. Во многих отношениях подземелья

Шмальцберга были похожи на улей, и рой решил, что ему нужна новая королева.

Ардент и другие изгнанные глубинники, разумеется, были в эпицентре всего

происходящего, и после своего триумфального возвращения67 обосновались так, как будто

никуда и не уходили.

«Никто не должен пострадать», — говорили они, и этого было достаточно, чтобы

люди начали шептаться, «прежде всего, это в его собственных интересах», ну и еще ряд

бесплатных бонусов, вроде «настало время впустить свежую струю» или чего-нибудь

вроде «мы должны беречь наши священные письмена», и, если вы восприимчивы к