Труп из Первой столицы

— Но как же так? — оторопела Света, ощутив, как сердце внутри груди сжалось в комок и даже заболело. — И вы не стали уточнять и спорить?

— Не стала. И профессору соврала, чтобы он не стал. И потому я вас прошу забыть про это, чтобы вы тоже ничего не натворили, — Лена говорила очень серьезно и требовательно. — Процентов 98 и две десятых, поднимая шум вокруг незрячих, вы навредите школе. Сейчас важно кардинально разграничить в сознании людей бродяг-кобзарей и слепых музыкантов, готовых приносить пользу обществу. И не только музыкантов. Мы думаем, что наши выпускники смогут учиться в вузах наравне с обычными детьми. Мы надеемся…

Она говорила еще что-то, но Света уже не слушала. Расстреляли… Калек за их покалеченность… И, чтобы сохранить других людей, смерть этих нужно попросту простить…

Чтобы не разреветься, Света решила переключиться на дело. Но тут тоже все было не очень гладко. Честно говоря, она пришла к Елене, как к провидице. От прошлых встреч осталось впечатление, что, если эта странная девушка узнает обстоятельства убийства, то сразу сможет каким-то мистическим образом назвать имя убийцы. Ну, хотя бы того, кто может им являться на 97 и три десятых процента. А выходило, мистики никакой и нет. Обычный человек с усиленным слухом. Чем это может пригодиться? Хотя…

— Елена, извините, что перебиваю, — Света постаралась говорить спокойно, но наверняка выдала себя. — Я к вам на самом деле с одним вопросом. Помните, вы сказали, что недавно, не решаясь зайти к Майку Йогансену, профессор очень долго простоял в подъезде? И вы стояли с ним.

— Конечно, помню.

— Скажите, куда отправилась девушка, которая выходила вечером из квартиры на втором этаже? Мы полагаем, что она ходила на свидание. Причем, через чердак. Возможно, кто-то ее ждал в подъезде. Или, может, вы со своим слухом могли услышать, кто ее встречал у дальнего конца дома.

— Я вас, наверное, слегка разочарую, — улыбнулась Елена. — Я не услышала бы дальний конец дома. Я не волшебница, я просто человек. И вот еще, я точно-точно знаю, что из квартиры на втором этаже тогда никто не выходил. Давайте сверим время! Это было 21 июня. Мы с профессором простояли в подъезде с 22–00 до часу ночи или даже позже. За это время в подъезде вообще не было никаких передвижений. Я уверена на 99 и четыре десятых процента. Это много.

«Вот так поворот! — только и смогла подумать Света. — И как же мы сами не сообразили?»

* * *

Одновременно с тем, как Света выкраивала время среди служебных обязанностей, чтоб переключиться на расследование убийства Милены, Морской, напротив, отлынивал от криминалистики, распределяя время в пользу газетных и личных дел.

— Опрос свидетелей подтверждает слова художника Семенко. Он в тот вечер был подтянут, бодр. Но, кстати, дрался с каким-то скульптором, я забыл фамилию, — опровергая редакционный миф о том, что в крошечной, заставленной книгами каморке завлита негде развернуться, Коля ходил взад-вперед по кабинету Морского, докладывая текущее положение дел. Шаг влево, разворот, шаг вправо — разворот.

Считалось, что хозяин кабинета предпочитает работу рядового газетчика и потому все время сбегает из редакции, но именно сейчас Морской по доброй воле погряз в вычитке статей и выходить куда-либо отказался.

— Вы слушаете вообще? — переживал Коля.

— Не сомневайтесь. Просто параллельно мне нужно привести в порядок бумаги. Не хотелось бы оставлять незаконченные дела на усмотрение моих последователей. Мало ли каких дилетантов назначат. — Морской говорил о своем будущем уходе из редакции, как о само собой разумеющемся факте.

Коля понимал, что это правильно, но, тем не менее, ему приходилось прикладывать массу усилий, чтобы не замечать трагизма ситуации.

— Как думаете, драка со скульптором важна для нас? Мог скульптор отомстить, украв билет и паспорт? Или, быть может, драка означает, что Семенко все же не был отравлен, а сам напился?

— Может, означает, — эхом повторил Морской, с серьезным видом подчеркивая что-то в очередном просматриваемом тексте и быстро набрасывая на полях какие-то слова. — Постойте! — дописав фразу, хозяин кабинета, наконец, осмыслил заданный Колей вопрос. — При чем тут скульптор? Подсыпать снотворное оппоненту и использовать его документы для совершения убийства после прилюдной драки может только сумасшедший. И потом, художники довольно часто сейчас дерутся. Это нынче можно и модно. Чуть что — обидные слова, тумак и сдача. Потом их все стремятся разнимать, а в слухах это называют дракой. Так и было? Значит, ничего серьезного. Тем более, что скульптор этот нынче всеми, кем только можно, осуждаем. Речь о прекрасном для роскошного шоколадного торта-однодневки, но не годящемся в скульптуры памятнике актрисе Юрченко?