Труп из Первой столицы

— Ну, знаете ли! — фыркнул дед Хаим. — Каждый мыслит в меру своей испорченности. Я в речах Тоси ничего, кроме бреда сумасшедшей, не заметил. Набор брани — был. А уж адресатов этой брани каждый сам подобрать может. Никакой конкретики, очерняющей нашу с вами действительность, в ее словах, на мой взгляд, не было. Да и не могла она действительность очернять, не знакома она с действительностью. Говорю же — не в себе человек. И потом, что значит «я не сигнализировал»? Как только понял, что это у Тоси теперь стабильное состояние, сразу санитарам и позвонил.

— Ладно… — скривился ГПУшник. — Ребята, вы пока подсуетитесь с обыском, а я с Хаимом Исааковичем еще немного побеседую. Позовите только кого-нибудь в понятые. Кто тут обычно по этому району работает? Посмотрите у меня в списке и зовите. Первым, вот, Хаим Исаакович будет, а второго берите из списка. Мы правовое государство, без двух свидетелей ни арест, ни обыск не положен. Товарищ Дубецкий, пойдемте, бумаги заполним. — Незваный гость, словно забыв про просьбу не беспокоить отдыхающую хозяйку дома, принялся подниматься по лестнице.

Через пять минут из соседнего двора привели пожилого мужчину.

— Заранее не предупредили, потому что на другого свидетеля рассчитывали, но он подвел.

— Да мне-то что, — хмыкнул мужчина, привычно уселся на ступеньки перед служивыми, раскрыл газету и, покрутившись так, чтобы свет из окна дома падал поудобнее, принялся решать кроссворд.

Ребята, между тем, с громким стуком принялись выносить дверь цокольной квартиры. Через секунду на лестнице появился встревоженный дед Хаим:

— У меня ключ есть, товарищи… К чему этот вандализм?

— Поздно! — хихикнул ГПУшник, отставляя слетевшую с петель деревяшку двери в сторону. — Хлипкая попалась. Да ты не боись, дед, после нормального обыска такая мелочь, как дверь, уже поломкой и не считается… Пойдемте внутрь за обыском следить.

— Поосторожнее все же! — прикрикнул сверху на подчиненных мужик с портфелем. — Хаим Исаакович спустится к вам через минуту, а пока давайте сами. Но ищите качественно. Сумасшедшая-то сумасшедшая, но, может, кто слабую психику нарочно направлял, письма там всякие, листовки, газеты с шифровками. Вдруг повезет…

* * *

— Вдруг повезет! — шепотом передразнила Света. — Для них везение, если человек все же виноватым окажется! А ты говоришь — в больнице хуже!

Коля хотел было возразить, мол, у мужика просто такой юмор, но тут Дядя Доця с Генкой подлили масла в огонь. С обыском они не спешили, вышли перекурить снаружи. И, разумеется, решили обсудить свою нелегкую долю. Да еще, как назло, подошли поближе к забору. Дядя Доця при этом хитро косился на свое дерево, и отходил с явным расчетом на то, что Коля его не услышит. В общем, обеляющих коллег аргументов у Николая теперь совсем не осталось.

— Во денек! — жаловался Генка. — Первый задерживаемый застрелился прямо перед нашим приходом, вторая такими связями грозилась, что, может, нам всем и правда потом не поздоровится. Эта, вот, в психушку еще до нашего приезда угодила. Такими темпами мы план по задержаниям в концу месяца сорвем, как пить дать… Я жалею уже, что из нашего милого угрозыска сюда перешел. Вам там хорошо — слушай себе Игната Павловича и ни о чем не беспокойся. Максимум, что можешь заработать — огнестрел от какого-нибудь особо ретивого бандита. А с антисоветчиками работать — напряжение постоянное. Не нашел ничего при обыске — уже преступление против Родины. Не говоря уже про невыполнение плана…

— Можем снова облавой на базар сходить или под мост вообще, — без особого энтузиазма предложил Дядя Доця. — Там наверняка какие-нибудь беспризорники ошиваются. Или кто случайно паспорт дома забыл — вот и добьем план деклассированными элементами. Или, хочешь, я своих уголовничков опять подгоню? Штуки три у меня еще есть таких, которым все равно сидеть, так лучше «сотрудничая с органами» и за более мелкую провинность.

«Так вот почему Дядю Доцю с такой охотой привлекали на задержания по политическим обвинениям!» — догадался Коля. По слухам, у каждого долго работающего в угрозыске сотрудника имелись «свои люди» в уголовном мире, готовые и подсказать что надо, и отсидеть немного за кого-то и пойти на сотрудничество, если за это срок скостят и обвинения заменят на более мягкие. Слухи такие Коля считал клеветой. Теперь выходило, что зря…

— Дурости-то не говори! — огрызнулся Генка. И на этот раз Коля был благодарен его резкости, потому что она хоть немного защищала честь мундира. — Во-первых, этот — это тебе не тот. Этот идейный. Он, — Генка кивнул на скрывшегося за дверью второго этажа мужика с портфелем, — на подтасовки под план не пойдет. Ему настоящих антисоветчков подавай. Бредит идеей разоблачить серьезный заговор и сигануть в заоблачные начальнические дали. Во-вторых, времена поменялись. Скоро не вы нам, а мы вам людишек подкидывать будем. Ты газеты-то почитай на досуге. Сейчас даже самое незначительно политическое по последствиям стало куда хуже любого уголовного нарушения. Не пойдут твои уголовнички на наши условия.