С местом для разговора Николай, может, и определился, а вот с маршрутом точно нет: шел то ли куда глаза глядят, то ли нарочно петляя, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Морской, не спрашивая причин, покорно сворачивал вместе с ним в вымощенные дореволюционной брусчаткой переулочки и нырял в живописные дворики, украшенные разбитыми возле водонапорных колонок цветниками. Колоритные старички, режущиеся в деберц, домино или шахматы на окрестных поваленных бревнах, с любопытством оглядывали непрошеных гостей. Бабулек под подъездами сейчас почему-то не наблюдалось: то ли все уехали возделывать огороды, то ли прятались от уже заявляющей свои права на город жары. Как истинный поклонник Харькова, Морской хорошо знал все эти тропки, все возможности пройти «навпростець» сквозь чей-то двор и даже лаз в строительном заборе, коим на время реставрации обнесли старую кирпичную кладку первых городских укреплений. Знал, любил и тем больше грустил, понимая, что, возможно, видит это все в последний раз перед долгой разлукой.
Разговор Николай вел тоже какой-то петляющий и неясный.
— А вот эта женщина… Тося, — говорил он как бы невзначай, — она действительно умалишенная? Я просто так интересуюсь. Почитал отчет о вашем задержании и удивился. То есть жила себе сумасшедшая тетушка в подвале у деда Хаима, а вы, совершенно ее не зная и с ней не общаясь, все же каждый раз, навещая бывшего тестя, заходили в подвал и заносили немного провизии или вещей. Почему?
— Так принято, — неопределенно пожимал плечами Морской. — Одиноких и слабых надо поддерживать, голодных — подкармливать. Хаим ввел такие порядки, и кто я такой, чтобы с ним спорить?
— Жалко ее, — вздыхал Коля. — Я таких ужасов про нашу психиатричку наслушался, а тут живого человека туда отдали… Не страшно вам?
— Я не отдавал, — пожимал плечами Морской. — Я пришел, когда обыск уже шел, вы же читали отчет. Не переживайте. Наверняка Хаим попросит Якова, а тот настоятельно порекомендует кому следует, чтобы Тосю нашу не смели обижать.
— Вообще-то Яков мне те страсти-мордасти про свое заведение и рассказывал. Хотя вы правы, одно дело больница в целом, другое — подопечная собственного тестя. Надеюсь, все с ней обойдется, а то Света очень волнуется. Она хоть и виновата кругом…
— Да ни в чем она не виновата! — перебил Морской, не выдержав. — Насмотрелась ужасов во время голода, потеряла всех родных, вот психика и не выдержала…
— Не Тося ваша виновата, а моя Света, — пояснил Николай, немного смешавшись, и ускорил ход.
Свернули к Пассажу. Полупустые, но идеально вымытые и отлично декорированные элитные витрины напоминали о прошлой близости Города к Европе. Подчеркивали свое церковное предназначение громадные купола нынешнего нефтяного склада, который дочка Морского за сходство с кондитерским изделием с детства именовала исключительно «вафельная церковь».
«Лариса! Девочке всего 11 лет…» — Морской подумал, что хотя бы ради дочери нужно постараться во что бы то ни стало выйти сухим из воды, и ироничная вселенная тут же послала свое шальное, насмешливое предзнаменование в виде грязных брызг.
Узкую полоску тротуара возле магазинов недавно покрыли асфальтом, и местные продавщицы, спасаясь от предположительно вредных паров, то тут то там выплескивали на улицу ведра воды. Какой-то парнишка остановился прямо перед Старым Пассажем, стянул тельняшку и, кривляясь, просил «скупнýться».
— Не свое, не жалко! — захохотала молоденькая продавщица и тут же плеснула в сторону парня ведро воды. Явно нечистой, да к тому же еще и теплой.
Морской шарахнулся от долетевших до него брызг и с тревогой отметил, что Коля не только мгновенно прыгнул следом, словно охотник, упускающий дичь, но и резко схватился за рукоятку нагана.
Впрочем, увидев, что Морской никуда не бежит, Николай спокойно предложил:
— Пойдемте лодку возьмем на станции. В такую жару только у воды легчает.
Идея, конечно, слегка удивляла, но Морской противиться не стал. До ведущих почти к самой воде широких каменных ступенек, служащих местом дислокации городской лодочной станции, оставалось не больше пяти минут ходу.
Несущаяся вдаль узкая с этого ракурса полоска улицы Свердлова, окруженная дореволюционными доходными домами, напомнила Морскому давний разговор с Ириной. Несколько лет назад, стоя на этом самом месте, супруги Морские — тогда они еще имели полное право так называться — синхронно восхитились знаковым видом.
— Любимая, манящая дорога. Путь к вокзалу, уносящий в прекрасное будущее! — пояснила свой восторг Ирина.