Trust me (СИ)

Над головой Ньют заметил фотографию в поцарапанной блестящей рамке, сделанной под дерево; на ней — женщина и темноволосый мальчик в черных плавках и смешной резиновой шапочке, в котором легко узнавался Томас, с большим, чуть ли не в половину его роста, кубком. Оба улыбаются, и глаза их сощурены одинаково, с одинаковыми паутинками морщинок в уголках. Мальчик смотрит в объектив гордо вскинув подбородок, словно минуту назад спас целый мир от вторжения инопланетян. Только плаща супермена не хватает.

— Эмм, — Ньют обернулся на голос, не успев рассмотреть фото внимательнее. Томас протягивал ему мохнатое оранжевое полотенце. — Лучше душ прими, согреешься. Я чай сделаю. Ты же замерз совсем. Одежду свою дать?

Ньют неопределенно дернул головой и поблагодарил Томаса за заботу сдержанным кивком, оставляя последний вопрос без ответа. Зубы продолжали стучать: вряд ли отопление в квартирах работало даже в период, называемый зимним, и за день температура здесь упала настолько, что даже Томас ходил в кофте с длинным рукавом. Ньют чувствовал себя несколько скованно, непривычно и смущенно — совсем чуть-чуть, — потому что, фактически, навязался к парню, которого едва-едва знает.

— Если только есть какой-нибудь совсем старый свитер. Свою одежду я все равно хрен напялю сейчас, — и снова Ньют сказал немое «спасибо» одними только глазами, которое Томас сразу же понял, принял и на которое отреагировал сдержанной полуулыбкой все еще слегка опешившего от внезапной смены событий человека.

Блондин перекинул через плечо полотенце и потопал в ванную на цыпочках, чтобы оставлять как можно меньше мокрых следов на полу. Томас смотрел ему в спину, как на материализовавшуюся из неизвестности материю, как на нечто нереальное. Правда, от одного только вида Ньюта хотелось забраться под одеяло, прижимая грелку к груди, и гнать, гнать, гнать холод к чертям.

Ньют, наверное, его соулмейт и пришел к нему, Томасу, в квартиру. Вот же черт.

Ему, похоже, сейчас не особо кайфово со всей его мокрой насквозь одеждой, простуженно хлюпающим носом и охрипшим до неузнаваемости голосом, а единственное, о чем ты можешь думать, Томас, — это совпадают ли даты на ваших предплечьях. Как все-таки эгоистично.

Томас выбрасывал из шкафа все вещи, в хаотичном порядке наложенные друг на друга, и искал хотя бы что-то теплое. Нашелся лишь объемный грубоватый свитер с выползшими кое-где шерстинками, связанный мамой на позапрошлогоднее рождество. Эта женщина, переехавшая в небольшой городок чуть севернее Нью-Йорка и с тех пор встречавшая двадцать четвертое декабря в скромном домике, который окнами выходил на улицу, заваленную мокрым белым снегом, казалось, совсем забыла, что там, где живет сын, погода редко бывает «свитерной». Поэтому у Томаса за последние несколько лет появились два или три рождественских свитера, которые он не надевал ни разу и о которых забыл сразу же после распаковки посылки.

Тот свитер, что брюнет достал, был странного зеленого оттенка с белым орнаментом и парой мало похожих на оленей существ внизу. Томас долго вертел его в руках, прикидывая, влезет ли в него вытянутое тело Ньюта, и от одного только изображения в голове хотелось умиленно улыбаться.

Протянутое зеленое мохнатое нечто Ньют оглядел с подозрением (Томас все пытался уличить момент, когда цифры на предплечье у блондина окажутся в поле зрения, но предусмотрительный Ньют, стоя посреди коридора в одних боксерах, сразу же накинул на руку еще влажное полотенце). Взял, пощупал подушечками больших пальцев, словно пытаясь прочитать на нем что-то, написанное Брайлем, повторил «спасибо» прежним тихим тоном, и неспешно натянул на тело, поеживаясь от колючей, но тем не менее теплой материи. Из-под свитера торчали края боксеров и двумя столбами уходили вниз длинные белокожие ноги, все еще босые и оттого перекатывавшиеся с пятки на носок. Томас спросил что-то про махровые носки (что именно — сам не понял), и Ньют сдержанно кивнул. Окинул взглядом голые бедра и неуверенно, словно доставляя немыслимое неудобство Томасу своими вопросами, попросил какие-нибудь штаны тоже.

Ньют уселся на высокий стул у подобия барной стойки, поджав под себя ноги и продолжая время от времени выстукивать зубами азбуку Морзе. В руках он держал большую (самую большую, которую Томас только мог найти) кружку с дымящимся чаем, чересчур, может быть, крепким, с двумя ложками сахара и тонкой долькой лимона. Он осторожно цеплял губами край кружки и, обжигаясь, мгновенно их отдергивал. Томас сидел напротив, преспокойно цедя не менее горячий кофе (уже четвертый или пятый за день) и разглядывал выползшие из-под рукава свитера татуировки на левой руке Ньюта. Странные не то лепестки, не то индийские орнаменты, не то геометрические фигуры с кругловатыми краями, не то еще что-то подобное…

— Не самое лучшее мое решение, — пробубнил Ньют, отслеживая направление взгляда брюнета. — В татухи принято вкладывать какой-то смысл, а я забил себе всю руку просто так. Ну, не совсем просто так, но тату из каталога чуть ли не по считалочке выбирал.