Сколько я тянула с продой? Почти три недели, да?
Писала по паре предложений почти каждый день, сегодня решила взять себя в руки и закончить главу наконец. Она даже длиннее пяти страниц получилась, вау.
***
Исправлениям в ПБ буду радоваться аки ребенок.
========== Глава 6. О том, почему дружеское беспокойство так важно ==========
Ньют ушел. Томас оторопело оглядывал комнату, словно надеясь засечь блондина, мирно попивающего оставленный на дне чашки чай, где-нибудь в углу между барной стойкой и холодильником. Но его не было. Не было и сохнущей кофты на выключателе, темно-синих не то от воды, не то самих по себе джинсов на стуле, покрытого разводами мобильника на бежевой столешнице. Все его вещи, еще вчера вечером разбредшиеся по комнате, ушли вместе с хозяином в холодные, еще хранившие память о вчерашнем ливне, четыре часа утра, когда крыши словно сморкались, роняя капли на балконы, газоны и тротуары вдоль высоких каменных стен.
Город не спал, хотя солнце только-только опрокинуло банку с краской на небо. Город вообще никогда не уходил на покой и даже в столь раннее время блестел шашками такси и до сих пор не выключенными вывесками магазинов, визжал полицейскими мигалками и захлебывался в постепенно гаснущем веселом настрое ночных гуляк. Но в квартире было до того тихо, что Томасу казалось, будто на ночь его поместили в огромный куб со звуконепроницаемыми стенами и попросту забыли выпустить. Парень даже слышал собственное дыхание, размеренное и шумное, какое обычно бывает у тех, кто еще не проснулся до конца и готов с минуты на минуту вернуться в родное тепло постели и додремать-таки оставшиеся до работы два-три часа.
Но гораздо ощутимее желания вернуться ко сну была неприятная, колючая пустота и, как ни странно, одиночество. Томас никогда не страдал от недостатка внимания и вряд ли в его жизни хотя бы раз случался такой период, когда он мог с уверенностью сказать, что абсолютно одинок в этом огромном мире. С ним рядом всегда был кто-то. Сейчас же все эти «кто-то» внезапно забылись, уступая место абсолютно неприятному, чужому чувству, которое Томасу ни капли не нравилось, но и которое прогнать было невыносимо трудно.
Те, кто описывает психологию людей в ситуациях с соулмейтами, наверное, забыли упомянуть, что одной близости — никакой физиологии — этого особого человека достаточно, чтобы чувствовать, что именно так все и должно быть. Имеется в виду не опошленное слово «заполненность», а, скорее, правильность. Уверенность. Понимание того, что ты кому-то нужен или, что звучит еще романтичнее, уготован судьбой. Томас не придавал должного значения этим чувствам вчера, когда они с Ньютом беседовали перед сном. Потому что люди редко придают значение тем вещам, которые кажутся им привычными и правильными.
Когда близости нет, нет и будоражащих все естество ощущений. Есть только непонятная, путающая сознание тоска, еще совсем слабая, но довольно болезненная, и поганое одиночество. Предупреждал ли кто-нибудь Томаса о том, что когда он встретит своего соулмейта, каждое расставание, каждое сказанное «пока» будет словно выжигать что-то на сердце, даже если прикосновения еще не было? Нет. Может, такое случается только с ним, все еще живущим в розовом мире, где абсолютно все происходит быстро и гладко, как у Минхо? Если нет, то почему бы не занести еще пару запруженных терминами глав в толстые книги о не поддающихся однозначному лаконичному описанию человеческих отношениях?
Ежась от никуда не девшейся прохлады, Томас проковылял в свою спальню, залез как можно скорее под одеяло, проверил снова время и будильник, чтобы случайно не проспать, и… уставился в потолок пустыми глазами. Может, он испугал Ньюта своей настойчивостью, как пророчил Минхо? Может, Ньют на самом деле не хотел к нему идти и заглянул только потому, что иначе точно уснул бы под какой-нибудь лавочкой?
Может, Ньют думает, что Томас настолько одержим идеей соулмейтов, что не способен полюбить просто так?
А действительно. Может ли он, Томас, полюбить просто так, без дат на руке?
Сомнения всегда были главными противниками в борьбе с надеждой, верой и прочими светлыми мыслями — трудно было не относиться к ним с ненавистью. Томас ворочался довольно долго, как минимум до половины шестого, терзаемый разного рода предательскими страхами, «а если…» и «а вдруг…?», а дальше даже пытаться уснуть было бессмысленно. Очередной день начался, Томаса ждал знакомый вплоть до крошечных царапин и потертостей на уголках прилавок, запах новых книг, звон колокольчиков над входной дверью… и становившееся привычным ожидание фигуры в серой толстовке с гномьим капюшоном на голове.
***
— И он реально притопал к тебе домой? — Минхо настолько похабно улыбнулся, зачем-то проводя большим пальцем по губе, что Томас скривился немного, толкая приятеля в плечо. — Ну… и… было что-нибудь?