Trust me (СИ)

Томас участливо дернул головой. Все еще не привыкший к обществу Ньюта, он отчаянно старался решить, о чем заговорить, потому что придумывать сторонние темы для болтовни, когда в голове вертится что-то одно-единственное, чересчур трудно.

Давай, скажи мне, зачем ты забивал татуировками именно левое предплечье, которое всегда прячешь.

— Бабочку на локте я набил потому, что в тот момент, когда я выбирал, в салон зашла какая-то девица с младшей сестренкой, — Ньют, кажется, отживел немного, хоть и голос его хрипел и понизился, — у которой была бабочка на кармане платья. Глупо, да?

Томас не помнил, что ответил.

Да, продолжай ходить вокруг да около.

— Томас? — Томас сфокусировал взгляд на Ньюте, который смотрел на него слишком внимательно: ему, наверное, не понравилось, что его не слушают. Ньют колебался несколько коротких секунд (глаза при этом отвел сразу же) перед тем, как задать вопрос: — Ты давно здесь живешь?

— С рождения вроде, — на удивленно приподнятую светлую бровь Томас среагировал кратковременным смешком. — Не, я имею ввиду, сколько я себя помню, я всегда жил здесь. А там кто знает? Может, мои родители привезли меня из какого-нибудь Огайо, когда мне было от силы два месяца. Но я точно знаю, что вся отцовская семья родом отсюда. Мамина — из пригорода Нью-Йорка. Она вернулась туда совсем недавно. Говорит, что устала от вечного лета. А ты?

Ньют отхлебнул наконец-таки чай, поморщился, высовывая язык, и отставил чашку в сторону: остывать.

— Рохэмптон, Лондон. В Америку приехал этой зимой. И не собираюсь возвращаться. Хоть и чувствую себя погано немного, потому что бросил маму одну, но она не оставила выбора. Ее гиперопека надоела до чертиков, — на словах о матери Ньют как-то странно фыркнул, вытянув один уголок губы вверх.

За окном внезапно громыхнуло, сопровождая отпечатавшиеся на столешнице отблески молний. Оба парня опасливо покосились на окна, заливаемые нескончаемым дождем, и переглянулись, теряясь в недосказанных словах. Ньют буравил взглядом махровые рукава свитера, полнившего его килограммов на двадцать, и, по всей видимости, чувствовал себя не особо уютно сейчас.

— Чертовы курсы, — с сожалением подметил блондин, когда молчание растянулось на слишком долгое время. — Если бы их не перенесли на несколько часов позже, я бы сейчас дома был. Ни одного таксиста, представляешь? Ни одного чертового таксиста!

— А телефон?

— Сдох, — Ньют безразлично кивнул на черный экран лежащего рядом гаджета, с которого небрежно стерли капли чем-то таким же мокрым, оставив россыпь разводов. — Ты прости, если я помешал. Как только ливень хотя бы утихнет, я уйду.

Рука Томаса подалась было вперед, на противоположный конец стола, но на полпути остановилась и потянулась к кубику сахара. Пока Томас разжевывал его, нарочито громко хрустя и воссоздавая в памяти образ нахмурившей брови матери, которая никогда этого не любила и пугала сына, что зубы все выпадут, слова в голове собирались в кучку.

Если бы Ньют мешал или доставлял какие-то неудобства, он давно был бы выставлен за дверь или даже не вошел бы в квартиру. Это понимали они оба, но Ньют продолжал почему-то Томаса благодарить, словно тот как минимум спас ему жизнь, а не просто открыл дверь в свое жилище.

— Уйдешь завтра утром, — трудно описать, как это прозвучало. Не предложением, не приказом, а чем-то средним. Ньют на это даже бровью не повел, упертый. — Дождь не скоро кончится.

— Не страшно, — Ньют снова сделал попытку отпить свой чай (Томас наблюдал за этим с насмешливой улыбкой и в конце концов подал блондину чашку с холодной водой). — Один раз под дождь попал и выжил. Молния два раза в одно место не бьет.

Что Томас мог на это ответить? Кивнуть в сотый раз, проурчать тормозящее любой разговор «понятно» или, может, начать убеждать Ньюта в чем-нибудь? Все это казалось бесполезным или недостаточно весомым для произнесения.

Время шло. Дождь — тоже. Разговор между парнями то возобновлялся на две-три короткие реплики, то снова умирал, кутаясь в шум воды снаружи. Чтобы не было совсем уж мрачно и тихо, Томас включил телевизор и вполуха слушал поздний выпуск новостей. Меланхоличное настроение, пропитавшее брюнета за день, требовало откровений, воспоминаний и рассказов о прошлом, обсуждений истинного смысла жизни и, несомненно, пресловутых дат, о которых Ньют отзывался с неприкрытым презрением. Но голос блондина и его пугающее «Не стоит говорить со мной об этом, Томми», что хорошо сохранились в памяти, не давали и рта раскрыть.

Даже если дико хотелось.

«Несчастный случай произошел ранее вечером в Вест-сайде. Девушка в возрасте семнадцати лет сделала попытку самоубийства, сбросившись с четвертого этажа многоквартирного здания. Пострадавшая чудом осталась жива, отделавшись многочисленными переломами разной степени тяжести, и была доставлена в больницу. Родители девушки заявляют, что причиной была внезапная смерть молодого человека, который считался соулмейтом неудавшейся самоубийцы. Подробнее о случае расскажет моя коллега в ближайшие тридцать минут.

Город страдает от аномально сильного до…»