Trust me (СИ)

Привкус поцелуя все еще теплился на губах. И то, как сердце отчеканивало сто тысяч ударов в секунду, согреваемое рукой Ньюта, вспоминалось легко и живо и отчетливо слышалось в ушах в ритме неостановимого шума крови, которая в тот момент точно готова была закипеть и паром просочиться сквозь кожу. Возвращаясь обратно, Томас подобрал упавшую с подлокотника кофту и перевесил ее на стул — так можно было глянуть на Ньюта хотя бы еще раз, пусть и на полсекунды. Разглядеть в полутьме его до смешного серьезное лицо, стиснутые губы и съежившуюся худую фигуру, еще хранившую в себе прежнюю мускулистость. Этого самого взгляда на Ньюта хватило сполна, чтобы расплыться в счастливой улыбке.

Томас вернулся к себе в комнату с тем ощущением неуемной радости, какая сравнима, разве что, с внезапной и сильной вспышкой эйфории. Ньют был здесь, рядом, спал в гостиной на диване и не ушел, как в прошлый раз, посреди ночи. Ньют, черт возьми, поцеловал его, Томаса, и это уже значило безмерно много.

***

Просыпаться в чужой квартире (причем пустой) для Ньюта было непривычно от слова «совсем». Случались, конечно, моменты, когда он ночевал у кого-то из приятелей или просыпался в беспамятстве в поначалу незнакомой обстановке, но все же по натуре своей парень слишком трепетно относился к дому и всему, что с ним связано, и оттого предпочитал все-таки добираться к себе в любом, даже самом безнадежном состоянии. И когда Ньют оторвал голову от подушки и осознал, что он уснул в квартире Томаса, не слышал, как тот ушел, и при этом пропустил свой рабочий день, не оповестив мистера Гилмора, в голове заработало что-то, отвечающее за стыд.

Он подскочил на месте, удивляясь, куда вообще могла деться былая сонливость и слабость, свойственная любому только что проснувшемуся человеку. Глаза, в которых все предметы по-прежнему немного плавали, заметили телефон на тумбочке, загоревшийся от очередного пришедшего уведомления. И время на экране — 16:22. Ньют не помнил, когда в последний раз спал так долго, будучи абсолютно трезвым. Наверное, усталость и череда практически бессонных ночей, проведенных за книгами, схемами, интернет-статьями и видео, брали свое. И если Ньют не хотел грохнуться в обморок посреди рабочего дня или в аудитории, то дать себе поблажку, пусть и одну-единственную за прошедшие недели, наверное, все-таки стоило.

Ньют подобрал упавшую со стула кофту, перекинул ее через плечо и огляделся, словно бы Томас мог быть где-то здесь и прятаться забавы ради. Заметил на столе тарелку с чем-то явно яичным, чашку чая и приклеенный к ней крошечный стикер для заметок, на котором крупными печатными буквами написали кособокое «Сказал Гилмору, что тебе нездоровится. Чувствуй себя как дома :)». Ньют, слегка польщенный, но все же не удивленный совершенно подобного рода заботой, отпил давно остывший крепкий напиток, задумавшись. Стоило ли ему сейчас уйти? Или все же подождать возвращения Томаса?

В чужой квартире, пусть и посещенной пару раз и уже хорошо отложившейся в памяти, Ньют чувствовал себя неуютно и скованно. Казалось, прикоснись хотя бы к чему-то — обязательно сломается или разобьется. Хотя Томас не единожды объяснял Ньюту, что разозлится только в том случае, если блондин ненароком все сожжет или сдаст пару комнат беженцам из Мексики (делать ни первое, ни второе, Ньют, конечно, не намеревался). Ньют ощущал острое желание уйти, но и повторять ошибки недавно ушедшего прошлого тоже не планировал.

Парень перечитал записку снова, повертел в руках и спрятал в карман. Если не считать пробивавшихся снаружи шумных гудков авто, непонятного шороха и гула, еле слышимой музыки, раздававшейся откуда-то сверху, как минимум двумя этажами выше, тишина в квартире стояла непроницаемая. Ньют выглянул в коридор, в памяти сохранившийся почему-то бесконечно длинным, но оказавшийся коротким и широким на самом деле. Нашел приоткрытую дверь в ванную и, чувствуя себя вором, прошмыгнул внутрь, попутно нашаривая на стене кнопку выключателя.

Он глянул на себя в зеркало: вместо волос — птичье гнездо, в котором счастливо прожили как минимум три поколения пернатых, кожа покрыта красными складками, оставленными одеялом и простыней — видок так себе, если говорить кратко. Однако Ньют выспался после приблизительно двух недель неисчезающих мешков под глазами, ощущения, будто каждый день умираешь на пару-тройку часов и потом волей-неволей воскресаешь, и плывущих перед глазами изображений, которые никак не удавалось прогнать. Даже если высыпание это стоило ему одного рабочего дня. И одного поцелуя.