Trust me (СИ)

— Лады! — Томас измученно выдохнул, сытый по горло всей этой загадочностью и скрытностью. Стоявший напротив Минхо со скрещенными на груди руками просиял, хлопнул друга по плечу и с восторженным «Пойдем тогда!» увлек Томаса за собой в будто наполненное ожившим мраком нутро мастерской.

Минхо и Ньют сработались быстро и, что называется, плодотворно.У них обоих за плечами оказалось немало лет опыта, а в голове накопилось много информации, которой они обменивались постоянно — учили друг друга чему-то новому или осваивали что-то вместе. Мистер Гилмор приходил к ним временами, когда ему становилось особенно скучно, и, сидя в своем старом кресле, контролировал рабочий процесс, попутно награждая обоих парней нелестными междометиями за какие-либо упущения и ошибки. Не обходилось, конечно, и без небольших словесных перепалок и разногласий, которые все же не перерастали в масштабные ссоры и долговременное обоюдное игнорирование. Томас даже завидовал Минхо немного — сблизиться с Ньютом тому удалось на удивление быстро и беспрепятственно, чем сам Томас никак не мог похвастаться.

Обедали они обязательно втроем. Иногда Минхо и Ньют, забаррикадировав мастерскую, как бережно охраняемую крепость, заглядывали к Томасу в магазин, на пути прикупив немного фастфуда, а в остальное же время Томас сам появлялся в темном душном гараже с пакетами, полными съестного. За прошедшие пару недель подобного рода совместные трапезы стали традицией — они не нарушались даже в выходные дни, которые у мастерской и книжного, как известно, разнились. Тогда троица собиралась в каком-нибудь небольшом кафе, где качество еды было прямо пропорционально низким ценам, и больше разговаривала о чем-нибудь своем, нежели ела. Томас любил такие моменты. Нет, он обожал такие моменты хотя бы потому, что Ньют, как он чисто случайно сознался Минхо, в кои-то веки чувствовал себя нужным и «своим». А Томасу важно было, чтобы Ньют не ощущал себя лишним.

И практически сразу (если быть точнее, то дней через пять) после устройства Минхо на работу оба парня наперебой начали говорить о некоем сюрпризе. Что это был за сюрприз, в чем заключался и к какому событию был приурочен Томас даже не догадывался (и, по правде говоря, его это мало заботило), но разговоры о нем не прекращались. Причем и Минхо, и Ньют казались до того радостными и… взволнованными?.. что напоминали детей, с нетерпением ожидающих Рождества, подарков и фальшивого Санты, который виделся вполне настоящим. Глаза у обоих при этом светились и мерцали, как в мультиках (насколько то было возможно с биологической точки зрения). Томас в открытую называл их поведение ребячеством, а к постепенным приготовлениям к знакомству себя с сюрпризом относился со свойственной любому незаинтересованному родителю снисходительностью: как говорится, чем бы дитя не тешилось…

За энное время до дня «икс» Ньют и Минхо начали постоянно и настойчиво напоминать Томасу, что в определенное время определенного четверга брюнет должен появиться в мастерской и узнать наконец, о чем именно фанатично разговаривали друзья все это время. Причем напоминания эти успели Томаса порядком вымотать, настолько вымотать, что Томас предпочел бы перестать ходить вокруг да около и узнать наконец, что именно припасли не то для него, не то для самих себя Минхо и Ньют.

День «икс», как того и следовало ожидать, настал быстро и практически неожиданно. Томаса, повернувшегося спиной ко входу в мастерскую и чувствующего себя полнейшим идиотом, Минхо довольно грубо, до боли вцепившись пальцами в плечо, тащил за собой, неустанно о чем-то болтая. Спустя шагов тринадцать (Томас пытался считать, но сбился) азиат, резко остановившись и не дав Томасу по инерции врезаться себе в спину, окликнул Ньюта. Знакомый голос выкрикнул в ответ ничего лично для Томаса не значащее «готово все!» откуда-то из дальнего угла, куда, судя по грязно-желтым отблескам на стенах и немногочисленной мебели, умудрились подсоединить крайне тусклую лампочку.

Томаса протащили еще немного вперед, резко развернули и поставили перед чем-то довольно массивным — оно доставало почти до пояса — и плохо угадываемым под толстым слоем грязного, покрытого крошечными дырками брезента, слишком большого и оттого стелющегося по полу, как фата у невесты. Воздух здесь до того пропитался пылью, что дышалось с трудом, точно в задымленном горящем здании. Томас даже потянулся было к воротнику футболки, намереваясь прикрыть ею нос, но по руке его бесцеремонно шлепнули и тем самым опустили вниз.

В полутьме Томас углядел Ньюта (или хотя бы его очертания) — тот сидел на низком ящике, из-за чего колени у него поднялись до самого носа и закрывали посерьезневшее лицо почти целиком. Ньют поигрывал обгрызенным с одного конца карандашом и вообще напоминал лидера преступной группировки — не хватало только темных очков и толстой сигары. Голова его полностью пряталась во мрак, а блеклое освещение стелилось по рукам и груди болотистого цвета отблесками, выставляя напоказ некоторые татуировки, грязные пятна на бицепсах и темные полосы на шее.