Минхо поглощал один за другим крошечные круассаны из картонной коробочки и запивал горячим кофе. Ньют в свою очередь опустошал пачку ирисок, на время забытую, и стаканчик чая, который, как обещали Томасу, готовился в лучших традициях Великой Британии. Говорили они постоянно, без остановки и непонятно и все поглядывали на оставленный в углу мотоцикл, будто его могли угнать за считанные секунды прямо у них на глазах. Томас иной раз пытался влезть в разговор и либо поддержать, либо направить его в другое русло, но его попытки всегда пересекались на корню — все равно что бойкот объявили. Но Томас искренне старался не дуться и дать Минхо и Ньюту переболеть этой лихорадкой диковинного типа.
— Как думаешь, в какой цвет перекрашивать, Том? — Минхо опечаленно проводил взглядом исчезнувший во рту Томаса последний круассан. По нему видно было, что спросил он для галочки, чтобы втянуть друга в беседу любыми способами.
— Не нажшивай меня штак, — промямлил Томас вместо ответа, — меня эчто бешит, — он замолчал, жуя и думая. Глянул мельком на мотоцикл, сощурился и затем снова обратился к Минхо. — Черный оставьте.
— Как скажешь, «не-нажшивай-меня-так», — Минхо усмехнулся, протараторил что-то Ньюту и вдогонку обозвал его обнаглевшей свиньей, заметив, что от ирисок ничего не осталось. Ньют бросил азиату в лицо пустую упаковку и посоветовал впредь меньше хлопать зенками и налегать на булочки.
Между ними в очередной раз завязался разговор, состоящий лишь из шутливых переругиваний, что двумя минутами позже превратились в неконтролируемые оскорбления, которые человеку непосвященному точно показались бы началом или разгаром серьезного и долговременного спора. Томас успевал только переводить взгляд с Ньюта на Минхо и обратно, пытался запомнить хотя бы несколько крепких красноречивых выражений, придумываемых, скорее всего, прямо здесь и сейчас, но в голове что-то раздражающе позвякивало, словно отталкивая всякое вторжение новой информации извне.
Меряться талантом к созданию матерных слов парни перестали довольно скоро: все же это занятие, практикуемое изо дня в день, быстро начинало надоедать. Минхо предложил выкурить сигарету мира, откинулся на спинку крошечного раскладного стульчика и щелкнул зажигалкой. Выдул дым Ньюту и передал тому сигарету, которую блондин некоторое время осматривал с толикой брезгливости во взгляде.
— Знаете, что? — Ньют медленно, будто с наслаждением, затянулся и передал так называемую эстафету Томасу, не удивившись ничуть, что тот молча, без лишних слов, вернул сигарету Минхо: не очень горел желанием курить. — Мы с вами прямо как три товарища у Ремарка, — он пропустил мимо ушей вылетевшее у Минхо «Ты читаешь? И Ремарка читал? Ну нихрена себе!», — у тех тоже была мастерская, они тоже купили и починили какое-то старье. Минхо у нас однозначно Робби: только у него есть девушка, — на этих словах Ньют перевел взгляд на Томаса и улыбнулся, едва-едва растянув уголки губ, — Томми точно Ленц, потому что Ленц мне нравился, Томми мне нравится и вообще я так хочу. К счастью, Томас живой пока, — Томас поперхнулся, а лицо его от оттенка румянца — совсем светлого розового, вызванного услышанным «Томми мне нравится», — перешло в цвет чуть-чуть не дозревшего помидора. Ньют пару раз сильно хлопнул его по спине, посмеиваясь. — А я однозначно Кестер. Самый рассудительный и самый клевый из всех троих.
— Твое сравнение основано лишь на сугубо субъективных предпочтениях, — удивленные Томас и Ньют повернули лица к Минхо — тот потерял всякое желание передавать сигарету мира и докуривал ее в одиночку, — ты не учитываешь психологический аспект личности каждого персонажа, что делает проведенные тобой параллели между ними и нами абсолютно бессмысленными.
Ньют, кого подобные речи в исполнении Минхо не затрагивали больше, устало цокнул языком.
— Хочешь поумничать — напиши доклад на десяти листах а-четыре одиннадцатым шрифтом «Times» о том, какой из этих чуваков больше подходит каждому из нас по «психологическому аспекту», — проговорил он, не меняя интонации.
— Вот и напишу.
— Вот и напиши!
— Вот и…
— Серьезно напишет? — Томас сделал попытку остановить дальнейший долговременный переброс одной и той же фразы от Минхо к Ньюту и обратно. Ньют наклонился к нему, почти касаясь губами уха, и шепнул, перебивая громкое «конечно, напишу, я же не завожу разговор о том, чего не знаю!»:
— Конечно нет. Он позерствует, — и незаметно подмигнул.
— Я все слышу, — буркнул Минхо, сверяясь с крошечными электронными часами на руке, — до конца обеденного перерыва осталось десять минут. Ты точно успеешь доехать до книжного, Томас? Не хотелось бы, чтобы твой чокнутый начальник снова пилил тебе мозг.
Томас даже не успел дослушать: рванул к машине, не считая нужным проверять, действительно ли уже так поздно. Ньют и Минхо сказали что-то ему на прощание и снова о чем-то заговорили, пытаясь друг друга перекричать.