Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

Ирина приоткрыла глаза и увидела, как помолодевший, выздоровевший и посветлевший после болезни и смертных страданий Феодор лёгкой поступью прошёл вдоль опочивальни и присел на стульце в сажени от жены. Он принёс с собой какой-то поток свежего, чистого и звенящего морозного воздуха. Одет он был в светлый нарядный кафтан, подпоясанный серебристым кушаком так, как любил одеваться в молодости. В деснице его покоился лёгкий золотой жезл. Густые русые власы и борода с усами были расчёсаны и уложены ровно надвое и на кудрях сияли снежинки и хрусталики голубоватого инея. Венца на главе не было, но было какое-то лунно-серебристое сияние вокруг чела. Тёмно-синие глаза мужа были проникновенны, глубоки и радостно-напряжены. Он молча поманил Ирину перстами левой руки к себе. Та потянулась к нему словно для поцелуя, но Феодор остановил её на полпути, предупредительно покачав указательным перстом.

– Помяни, Иринушка, что наказал табе исполнити, после ухода моего. То воля не моя, то угодно Господу. Помяни! – мягко, вкрадчиво, но убедительно произнёс Феодор, вздохнул, покачал головой, вновь запретно поводил указательным перстом, с тем и поднялся со стульца. Ирина прянула от мужа…

Проснулась. С трепетом наложила на себя крестное знамение. Потёрла виски. Вновь смежила очи. И тут тяжкие видения-воспоминания стали одолевать её. Ей привиделось, как после смерти мужа разнёсся слух, будто Феодор назвал своим преемником своего двоюродного брата Феодора Никитича Романова-Юрьева. А тот велел постричь Ирину насильно и сослать её в дальний монастырь на север. Но тут опередил, осилил Романова брат её Борис и предоставил всем грамоту, якобы ранее составленную мужем. В грамоте той царь Феодор «учинил» после себя на троне жену свою Ирину, а Борису «приказал» царство на помин своей души. Окончательно справленная и перед смертью подписанная царём та грамота гласила, будто государь оставил «на государствах» царицу Ирину, а патриарха Иова и Бориса назначил своими душеприказчиками. В тонком, тревожном сне вспомнилось Ирине, что патриарх многократно, но тщетно напоминал Феодору назвать имя преемника. Царь молился, отмалчивался и ссылался на волю Божию. Но Ирина понимала, что её будущее тревожило мужа ещё при жизни, и он твёрдо наказывал ей по смерти его «принять иноческий образ» и тихо в молитве закончить жизнь в одной из подмосковных обителей. «Богоуродивый» Феодор поступал так сам и призывал жену вести себя в согласии с церковными правилами и стариной. В тонком сне вспомнила она не исповеданный ею грех. А следом убиенный отрок Истома Туренин явился ей…

Ирина вновь проснулась уже вся в слезах. Ей как никогда стало жаль самою себя. С ужасом вдруг осмыслила она, что каждый из родственников или ближних смиренного Феодора, так или иначе, негодовал на него за его поведение при жизни. Негодовал, но молчал и ждал конца. Потому смертный час свой и принял Феодор в полном небрежении. Никто не прочёл над ним отходную молитву. Прежде чем уложить в домовину, покойного обрядили в мирской кафтан, препоясали ремнём, и даже сосуд для миро положили ему не по-царски простой. Царь, проведший всю жизнь в постах и молитве, не сподобился обряда пострижения. Некому было позаботиться о том.

* * *

А между тем в роду Великих князей Московских, ведущих начало от Иоанна Даниловича Калиты предсмертное пострижение для большинства его потомков стало традицией. Но по сравнению с началом XVI века ситуация и традиция претерпели серьёзные изменения. Вероятно, не нашлось церковного иерарха, который мог взять на себя всю ответственность совершаемого обряда над умирающим царём. «Царский чин» обязывал ко многому. Царь по своему иерархическому положению – явно выше, чем Великий князь, коего мог подстричь в монахи митрополит. Историческая наука умалчивает и о том, принял ли постриг перед смертью царь Иоанн IV Грозный. Его облачили в монашеские одеяния только после смерти. Кроме того, вопрос о престолонаследии в конце XVI стоял намного острее, чем в начале того же столетия. Борьба боярских группировок за власть затмила старую традицию. Да и таинственные слухи о потенциальном законном преемнике не покидали сознание русского православного мира. Вспоминая всё это, Ирина не могла уже успокоиться и простить себе всё свершившееся.

* * *

Через неделю после кончины мужа вдова-царица Ирина объявила о решении уйти в монастырь. В день её отречения в Кремле собралось множество народа. Народ в большинстве своём даже не ведавший об отречении, руководимый каким-то шестым чувством, стал сам стекаться в Кремль со всех концов и слобод Москвы. Как писал голландский купец Исаак Масса, наблюдавший за теми событиями: «Простой народ, всегда в этой стране готовый к волнению, во множестве столпился около Кремля, шумел и вызывал царицу…».