Царь Медоедов

– А что надо состариться? Давай может и я о себе расскажу.

И я рассказал, как умел, обрывисто и лаконично: про одержимость и голоса, про то что исцелился, и не знаю, как жить вне монастырских стен, а главное зачем.

– Я думала ты весёлый рубаха-парень, простой и светлый, а ты… ты… оказался очень замороченный.

– Ну прости если вывалил так сходу на тебя всё, но ты тоже меня огорошила своими планами.

– Пристань где-нибудь к берегу я выйду.

Было похоже, что она испугалась. Выскочила из лодки, наступила в воду и не оборачиваясь ушла в сторону монастыря. Я выплыл на середину озера прислушиваясь к всплескам рыб. В ленинградской области почти не темнеет летом. Какая у меня должно быть странная жизнь, если эта девушка, так быстро насчёт меня передумала. Ну бесы и бесы, что же я теперь, проклят до конца дней? Да и она странная, что тут говорить. Ладно. Только я и Бог, так бы и сидел в этой лодке – посреди времени, раскачиваясь в невесомости на волнах безмятежности.

После отъезда первого наместника-строителя, с ним уехала часть братии: иеромонахи, иеродьяконы. Остальные как бы осиротели. Им назначили наместника-епископа, который приезжал на праздники. Один пожилой монах – отец Иннокентий, рассказывал, как они в конце девяностых ночью не ложились спать – ждали машину с цементом. И ночью началось северное сияние. Все видели в этом благой знак от преодобного Александра, приехала машина. И трудники и монахи верили, что очень важно отреставрировать храмы и здания, они были уверены, что как только отстроят – то займутся духовной жизнью. Духовный подъём девяностых и начала двухтысячных. Но то время и было, по сути, духовной жизнью. Братия жила бедно и сплоченно, двигаясь к общей цели, радуясь каждой возможности помолиться в полуразрушенном храме. Они были единым целым. И когда реставрации подходили к концу и уехал наместник, стало ясно, что они не научились молиться целыми днями, послушания упраздняли, так как много жертвовали паломники и туристы. Я столкнусь ещё не раз, с тем, что новые наместники будут продавать пасеки, коров, рыбные хозяйства. Монахам нечем заняться, а в братию принимают тех кто вносит ещё больший разлад. В монастыре по итогу воцарился дух уныния, он проник везде. Братия с которой я имел возможность пообщаться, были рады поговорить о монастыре, о вере, но все они унывали и не знали, чем себя занять. Не буду углубляться в подробности того, что обычно влечёт за собой лень при наличии денег, это и так понятно. Если бы я решил там остаться, то либо начал унывать, либо впал в прелесть – выдумав себе послушание и работая с утра до ночи, чтобы ни о чём не думать. Так например поступил молодой монах работавший на огородах. Все силы он тратил на эти грядки, копая и удобряя их целыми днями, для того чтобы ни о чём не думать и ни с кем особо не соприкасаться. Помощников он специально себе не брал. В этом ли духовный путь, чтобы копаться в земле с утра до вечера. Страшно представить сколько он чистит снег зимой, чтобы не оставаться в праздности.

Жизнь полна противоречий и игрой на контрастах. Вместо того, чтобы миловаться со сверстницей я начал проявлять интерес к девушке постарше, приехавшей с ребёнком и клеящей эти упаковки. Всё началось как-то само собой. Татьяна была похожа на Одри Тоту, такая милая брюнетка, что я мог поделать. Изящная женственность всегда производит впечатление. Мы гуляли по лесу, разговаривали обо всём. Я начал ждать этих вечеров и перестал появляться на службах. Вы могли подумать: «Он всё-таки стал нормальным парнем». Но это не так. Невозможно переиграть, исправить те ошибки, что я совершу, можно только постараться понять, как непостоянен и уязвим человек. Это была симпатия, страсть, но не любовь, в том возвышенном смысле духовной любви, возможной между мужчиной и женщиной. В то утро она причастилась, ей сделали выговор – «Не сбивай молодого парня с пути», кто-то доложил про наши прогулки, ей поставили ультиматум. На следующий день она уезжала к мужу с которым её кроме ребёнка ничего не соединяло. Я был оскорблён всеми этими беспочвенными подозрениями. Взяв её руку я повёл её на один из озёрных пляжей. Впервые здесь со всех деревьев раздавалось карканье ворон. Никогда их столько не видел. Явно плохой знак, но мне было обидно, что вселенная решила предупредить меня воронами и не обращал на них внимания. Пусть тогда клевета будет правдой, раз они так думают.