И он понял, что нужно сделать. Спустился к воде, искупался – в ледяной воде. Взбодрился и пошел на почту. Дозвонился до Москвы. Из кабинки вышел – довольнехонький, будто кошелек нашел там на полу.
И чего это он раньше не подумал о своем московском меценате Аркадии Азаровиче Гуссакове? Зачем топиться, когда есть такой отличный спасательный круг?! Руководитель «Русского запаса» питал к художнику особую симпатию и неоднократно выручал в трудное время. Меценат втридорога покупал картины. Денег-то не меряно. И деньги дармовые, не свои.
Лето в тот год долго топталось на подступах к Заполярью. На город напускались холодные туманы и дожди. Аэропорт Алыкель не спешил распахнуть свои гостеприимные объятья…
Приземлившись, Тиморей позвонил Мастакову, сказал своеобразный пароль:
– Вы когда здесь поставите памятник хорошей погоде?
– Тимка?! – узнал Мастаков и обрадовался. – Давай ко мне! Только я дико извиняюсь за беспорядок. Холостякую.
– Хорошо, что предупредил. Я на этот раз приду не в белом фраке. В черной фуфайчонке.
В квартире Мастаковых было – гулко, пусто. Волчья шкура серебристо-пепельного цвета сиротливо лежала на спинке старого дивана. Это первое, что бросилось в глаза художнику.
– Полярный летчик, сразу видно.
– Какой там! Почти отлетался! Последние денечки дорабатываю, не могу дождаться… Ну, проходи! – Абросим Алексеевич обнял художника. – Очень рад тебя видеть. Ей-богу!
Мастаков широко улыбнулся, показывая «золотой забор», вмонтированный в нижнюю челюсть. В квартире – только диван остался в просторном зале. Стол на кухне, стул. И всё.
– Сматываешь удочки?
– Да, мои улетели уже… – Мастаков присматривался к гостю. – А ты чего такой? Взъерошенный какой-то. Исхудал, как в Бухенвальде. Почернел. Веселая, видать, житуха у тебя.
– Веселее некуда!.. Расскажу потом… Ты-то как здесь, Ликсеич?
– Дохлое дело! – Он махнул рукой. – Народ сбегает с Севера… Присаживайся. Как насчет покушать? Нет? Ну, тогда, может, чайку? Или кофейку? Рассказывай, Тимка. Что? Где и как? Какими ветрами сюда? Снова прилетел портреты малевать?.. Я, между прочим, видел несколько твоих работ в приемной комбината. Ничего, понравились.
Тиморей вяло среагировал на похвалу.
– Ерунда.
И опять Мастаков внимательно посмотрел на него.
– Что у тебя стряслось? Выкладывай.
– Так… Полоса потерь и неудач. – Художник поцарапал капельку оранжевой краски, засохшую на рукаве дорожной темной куртки грубого сукна.
– Между прочим, есть один неписаный закон. Полоса неудач и потерь может оказаться взлетной полосой!
– Неплохо сказано.
– Сам придумал. Могу продать.
Зазвонил телефон. Звонок в пустой квартире прозвучал как-то очень громко, нагло. Вздыхая, Мастаков заговорил, как заводной попугай:
– Да. Не ошиблись. Да. Продаем. Хорошая квартира. Тихая, теплая, светлая. Да. Приезжайте. Смотрите. Я за смотрины денег не беру. – Он трубку бросил. Повернулся к Тиморею. – Надоели. Никто не покупает. Одна болтовня… Ну, ладно. Итак, на чем же мы остановились?
Доставая поллитровку, художник пошутил:
– Остановились мы на том, что время выпить! И ни чайку, ни кофейку.
– Время разбрасывать камни, и время эти камни собирать, – философски подхватил Абросим Алексеевич. – Время жить на Севере, и время уезжать… Ну что ж, давай по маленькой. У меня давление.
– Это ж коньяк. Лекарство.
– Смотря, какая доза. – Абросим Алексеевич улыбнулся. – Наши врачи уже боятся рекомендовать мужикам пить красное вино. Здесь это в принципе нужно делать каждый день. Стаканчик красного вина сам Бог велел. Но русскому нашему Ваньке дай волю!.. – Он покачал седою головой, засмеялся. – Знакомая врачиха жаловалась. Пришел к ней пациент с двумя сетками красного вина. И сам тоже красный, как вермут. Вломился в кабинет и говорит, икая: дохтур, я, мол, по вашему рецепту купил вина, а баба, курва, не пущает на порог, так вы мне дайте справку, что я имею право… каждый день…
– И мы имеем право! Столько лет не виделись!
Абросим Алексеевич посмотрел на рюмку:
– Имеем-то имеем, только завтра у меня работа. Очень важные гости. Москвичи из «Русского запаса», есть такая хитрая контора…
Художник изумленно вскинул кисточки бровей:
– О! Так, значит, ты, Ликсеич, будешь нас катать?
– Кого это «вас»?
– Так я же приехал с этим «Русским запасом».
– Да ну? Вот уж поистине – мир тесен. Ты у них, что ли, работаешь теперь? В «Запасе»?
– Да ты что?! Мой бронепоезд стоит на запасном пути. Там в конторе начальник знакомый, вот я и напросился…
– Молодец! Вот как славно совпало!
– Да уж… Не было бы счастья, да несчастье помогло! – Тиморей увидел фотографию сыновей Мастакова. – А парни твои где? Чем занимаются?
– Пожиратели секретных документов? – улыбнулся Абросим Алексеевич.
– Каких документов? Ах, да… Я уж совсем забыл… Какие-то секретные бумаги с кашей сварили? Да?
– Пожиратели мои поступили в кулинарный техникум, – с нарочитой грустью сказал Мастаков.
Художник присвистнул:
– Ни фига себе! Серьезно?
– А ты как думал?
– Думал, по стопам отца пойдут.
Глаза у Мастакова засияли.