Царь-Север

– Запросто.

– А сколько будет стоить?

– Сто грамм и огурец.

– Замётано, Тимитрий!

И художник взялся за работу. Сделал набросок горделивой головы полковника. И вот что бросилось в глаза художнику. (Позднее вспомнилось.) Иван Гордеевич, пока сидел, позировал, постоянно горло потирал. Под кадыком оставались красноватые полоски – пальцы Ходидуба сильные. «Горло, что ли, болит у него?» – подумал тогда художник. Но болело не горло – как позднее станет ясно. Душа болела, чувствуя погибель.

Утром собрались лететь. Полковник Ходидуб карту вынул из планшетки. Расстелил на столике. Прокуренным ногтем поездил, потыкал по Крайнему Северу.

– Командир! Сначала вот сюда. Потом – сюда. И – вот сюда. В конце.

– Сердце Севера, – задумчиво сказал Мастаков.

– Какое сердце?

Летчик показал горный распадок на карте.

– Так зовут местечко это… «Сердце Севера». Труднодоступное.

Полковник носом дернул по привычке.

– Это хорошо! Нам нужны как раз труднодоступные места. Государственный голодильник – это не общественная кухня. Надо, чтоб туда не лазал кто ни попадя…

– Что за голодильник?

– Объект государственной важности, – сказал Ходидуб, не желая признаваться, что с детства не выговаривает букву «х» в слове «холодильник».

Мастаков слегка обиделся, пожал плечами:

– Надо, так надо. Только я хочу предупредить. В том районе – на моем веку уже! – разбились две машины…

– Бог любит троицу! – весело брякнул полковник, закурил, на минуту потерялся в табачном облаке. – Как прогноз?

– Нормальный.

Ходидуб снял фуражку. Провел рукой по мраморно голому черепу.

– Ну! – сказал с напором. – Взлохматим лысину!

* * *

Почти весь Таймыр облетели. Побывали даже на мысе Челюскина – самом северном мысе планеты. Мастаков скоро понял: маршрут на карте – это одно, а планы в лысой голове у полковника – совсем другое. Представитель «Русского запаса» будто решил себе экскурсию устроить – за казенный счет. Ну и ладно, и пускай себе летает. Абросим Алексеевич тосковал без больших перегонов по небу: с удовольствием мотался по Таймыру и заодно выступал в роли гида. Рассказывал о том, что сначала этот огромный полуостров назывался «терра инкогнита» – земля неведомая. Позднее путешественник Александр Миддендорф назвал эту неведомую землю – Таймыр. С эвенкийского это значит – щедрый, богатый, обильный.

– Хорошо рассказываешь! – похвалил Иван Гордеевич, потирая шею. – Хоть бросай Москву и переезжай сюда…

– Так в чем же дело?

Ходидуб помолчал, глядя в иллюминатор.

– Командир! Хорошие места ты показал. И хорошо рассказал. А теперь давай – к «Сердцу Севера»…

– Как скажете, – неохотно отозвался летчик.

Гроза копилась над перевалом. Синеватый гребень облаков был плохо виден с вертолета. Абросим Алексеевич предупредил:

– На грозу идти придется!

Ходидуб дернул носом.

– А может, ничего? Стороной пронесет?

– Сразу видно – русский человек.

– Я – человек из «Русского запаса», – весело поправил полковник. – Кстати, как там насчет запаса?

– Не знаю. Я туда не заглядывал.

– А мы заглянем, командир, с вашего разрешения.

Сверхкомфортабельный салон вертолета был оснащен «голодильником». Икра, колбаса, балыки. Минералка, пиво, водочка, коньяк.

– Упирёд! – Иван Гордеевич посмотрел на художника. – Тимитрий! А ты чего?

– Я хочу немного поработать. Мне нужен трезвый глаз.

Коньячок согрел душу. Полковник, потирая шею, посмотрел на грозовое облако, встающее над перевалом. Вспомнил анекдот.

– Пассажирский самолет попадает в сильный шторм. Ливень, молнии, гром, воздушные ямы и прочие прелести. У одной бабенки не выдержали нервы. Она вскочила и давай кричать: «Мы погибаем! Погибаем! Есть ли здесь мужчина, который в последний раз даст мне почувствовать себя настоящей женщиной?» И тогда встает один бугай. Ну, как я, например. Встает, подходит к ней, снимает с себя рубаху и говорит: «Милая, на, постирай!»

Похохотали до слёз. Ходидуб еще рассказывал, сам себе удивляясь; оказывается, он так много знает анекдотов, и так отлично умеет рассказывать; раньше он такого таланта не замечал за собой.

Потом Иван Гордеевич затих.

– Красиво, – признался, щелкая ногтем по стеклу иллюминатора. – Может, правда остаться тут?