От бескрайней панорамы Крайнего Севера захватывало дух. Белоснежные горные шапки проплывали в синих небесах. Светлым полотенцем на каменном плече скалы колыхался водопад, бахромою свисал над пропастью. Пролетев по дуге – над изгибом реки – вертолет завис над могучим каменным горбом. Как будто лазерною пушкой по горе полосанули – аккуратно разрезали, вертикально. Стена – метров сто. Природа, щедрая хозяйка, будто в пирог с начинкой, натолкала в каменное тесто всякого «изюму». Ангидритовый мрамор, агаты, аметисты, вкрапления самородного золота… Постояли в воздухе, посмотрели. Полетели дальше. И опять у них перед глазами трепыхались водопады с чистейшей водой. Расписная радуга спину выгибала над водопадами. Радуга совсем не такая, что наблюдают люди на «материке». Здесь – в чистом воздухе и в чистейших капельках воды – радуга цвела куда шикарней. Сказка Севера хватала за живое, душу радостью жгла… А там – за воротами радуги – возвышались каменные башни, дворцы. И веяло какой-то угрюмой древностью, первобытной прелестью земли. И когда вертолет ненадолго приземлялся на каменном пятаке – неожиданно охватывала оторопь. Цивилизация казалась так далеко – будто и вовсе нету. И если, не дай Бог, что-нибудь с вертушкой приключится – человек отсюда никогда не выберется. Дикой шерстью обрастет, дубину себе смастерит и пойдет добывать пропитание так же, как делали это далекие предки… Стоило только представить на миг, что ты останешься один на один с этим великим Севером – душу охватывал священный ужас. Шляпу снять хотелось, на колени встать. Здесь только и поймешь, что это значит – страшно красиво… И покуда есть на белом свете такие потаенные углы, как Север, есть еще и надежда на чистый воздух, на чистую воду и чистую совесть… Храни его, Господи, храни этот Север от жадной человеческой руки, от грубой ноги, способной вытоптать живое. Храни его, Господь, этот земной уголок, который был когда-то далеким, недоступным, а теперь стал беззащитным. Золотое сердце Севера – в погоне за сиюминутной выгодой – люди когда-нибудь вырвут и даже не охнут. Впрочем, безнаказанно это не пройдет.
Добрый Дух стоит на страже Севера. Говорят, сначала был – каменный гурий, а затем в него вселился Дух, оживил бездушный камень. Фигура год за годом увеличивалась. Будто каменное мясо нарастало. Каменный идол превратился в белую гору. Не простую гору. Шаманы приходили к Доброму Духу – во время голода или мора. Возвращаясь, приносили камни с крупными вкраплениями самородного золота. И никогда нельзя было придти к нему по одной дороге: Дух на месте не сидел. Окружив себя туманами, пургой или темнотой полярной ночи, растворялся Добрый Дух. И никто не мог сказать, где он объявится завтра. Можно только догадываться о его приближении. Окрестные горы начинали подрагивать, роняя снежные шапки. Приборы самолетов, вертолетов и стрелки туристических компасов приходили в смятение, дергались, как чумовые, или напротив – падали замертво.
Мастаков с тревогой посмотрел на приборы и принял решение срочно идти на посадку.
Ходидуб – он всегда первый – вышел из вертолета. Размялся, приседая.
– Командир! А чего мы здесь-то приземлились? Пи-пи? Мы же планировали там – за перевалом…
Абросим Алексеевич сказал:
– Стрелки барахлят на приборах…
– Что значит – барахлят? Неисправность?
– Нет, всё нормально. Просто нужно пойти, поклониться… Ему…
– Кому?
– Духу Севера… – Мастаков глазами показал на белую гору, маячившую вдалеке. И добавил, покашляв:
– Так говорят тунгусы. И не только они…
– Да? – Полковник потянулся к ширинке. – А что еще тунгусы говорят?
Мастаков помолчал, опуская глаза.
– Говорят, что надо попросить разрешения у этого Духа.
– Какое разрешение?
– Ну, чтобы дал «добро» лететь.
– Письменно? Или устно? – Ходидуб хохотнул. – И ты веришь в это?
Тиморей пришел на выручку:
– Иван Гордеевич, надо уважать обряды и обычаи коренных народов. Головы у нас не отвалятся, пойдемте, сходим на поклон. А заодно я сфотографирую. Мне для работы…
Полковник сказал, точно детям, ласково, чуть насмешливо:
– Двадцать первый век! А мы играем… Можно, конечно, пойти, поклониться. Только времени мало. Давайте лучше подлетим поближе, посмотрим, не подойдет ли то местечко для нашего голодильника.
Мастаков с художником переглянулись, пожимая плечами и гримасничая. Ничего, дескать, не поделаешь, хозяин – барин.
Полетели. Площадка, где они приземлились через несколько минут, находилась на краю обрыва. Внизу виднелось стойбище, два чума, стадо оленей. Лодка на берегу. Старый длинноволосый шаман сидел возле костра, трубку курил, отрешенно глядя в сторону гор, где маячила фигура Духа.