Царь-Север

– Я говорю, что мне вчера было очень плохо, доктор. Думал всё, крантец… А теперь вот ничего, ожил. Только шерстью оброс почему-то…

11

И наконец-то все участники трагического рейса были выписаны из больницы, оправились от потрясения и начали давать свидетельские показания. Картина происшествия понемногу прояснялась.

…После того как голова, срубленная винтом, слетела с плеч полковника Ходидуба, над горами сверкнула молния и грянул гром. Под проливным дождем командир вертолета с художником погрузили обезглавленное тело.

– Взлетать уже собрались, – угрюмо вспоминал Абросим Алексеевич. – Я спохватился. Голова-то осталась на земле. Я кричу: «Тимка, иди скорее»!» А он сидит – глаза на лбу. Ну, я сам пошел за головой. А дождь… А гром… Ветер такой поднялся, что вертолет на бок вот-вот завалит… Я наклонился, поднять хочу эту несчастную голову, да ведь она же сырая, скользкая… Он же лысый был, товарищ подполковник…

– Полковник, – подсказали. – Покойник был полковник.

– Вот я и говорю… Покойник лысый был. Я взял за ухо…

– Ну? Что дальше?

Мастакова затрясло. Он закурил. Замолчал.

– Взяли за ухо покойника. Ну? – подбадривали Мастакова. – Подняли? Так? И сразу же взлетели. Да? Скажите, а где вы были между взлетом и посадкой?

– В небе. Где же?

– Вы не могли быть в небе семь часов. У вас просто горючки не хватило бы. Вот ведь какая история. Где вы были?

Губы Мастакова дрогнули. Слезы покатились по лицу, изрезанному глубокими морщинами. Он теперь казался гораздо старше своего возраста. Вытащив грязный платок из кармана, летчик вытер слезы. Извинился. Подушечками пальцем придавил виски. Голова начинала болеть.

– Ну, взлетели, – он вздохнул. – А тут в кабину шаровая молния!

* * *

В кабину вертолета закатился голубоватый святящийся шарик, и Абросим Алексеевич оцепенел – так всегда бывает при встречах с шаровыми молниями. Летчик всё видел, всё прекрасно осознавал, только не мог пошевелиться. Закаменел. А голубоватый шарик тем временем прокатился по приборам – и все они мгновенно вышли из строя. Затем шарик стал быстро увеличиваться в размерах. Увеличивался и менял окраску. Вот он – белый. Вот – оранжевый. Вот – красновато-желтый. Пушистый как цыпленок. Это последнее, что запомнилось. «Цыпленок» пробежал по рукаву, прокатился по плечу Мастакова. На шее у него расплавилась золотая цепочка. На руке – на пальце – золотое обручальное кольцо бесследно растаяло (шрамы до сих пор белеют на горле и на пальце).

Экспертиза московской комиссии подтвердила: летчик правду говорит. Золото и другие цветные металлы – исчезли из приборов вертолета. С этими приборами – вообще загадка. Вооружившись лупами, члены комиссии рассматривали проводки из цветного металла. Микроскопические жилки – не говоря уже о крупных жилах – были аккуратно вытянуты из эластичной синтетической изоляции, на которой остались цепочки отверстий, как бы проколотые раскаленной иглой.

12

В квартиру Мастакова пришел уфолог, много лет занимающийся шаровыми молниями. Фамилия – Шаронов, звали – Виктор. Сокращенно – ШароВик.

– Я к вам специально из Москвы прилетел, – сказал Шаровик, намекая на то, что не зря притащился в эдакую даль. – Вы не могли бы рассказать поподробней? Что это была за молния? Как она вела себя? Быстро двигалась? Медленно? Мне будут интересны любые детали. Для начала я хочу спросить. Вы первый раз встречаете шаровую молнию?

– Уже встречал.

Глаза уфолога заискрились живым интересом, напоминая две миниатюрные шаровые молнии.

– Где и когда? При каких обстоятельствах?

– Когда летал над океаном. Я раньше был полярным летчиком…

– Так, так. Продолжайте, пожалуйста. Я вас внимательно слушаю.

Мастаков помолчал, задумчиво глядя за окно.

– Вот вы спрашиваете, быстрая она или медленная? Эта, которая была в вертолете, она показалась мне ленивой, медленной. А тогда, весной в грозу – давно, еще по молодости было… Тогда я летел над Северным Ледовитым океаном, а шаровая молния в течение нескольких минут неслась впереди моего самолета, который шел со скоростью 520 километров в час… Вы можете представить?

– Могу. И что же было дальше?

– Она меня спасла.

– То есть, как спасла? Поясните.

– Вывела из грозового облака. Я летел за нею – как на привязи. Она была моим ведущим, а я – ведомым. Понимаете? Я лечу за ней, смотрю: шаровая молния постепенно вправо отклоняется, а мне показалось тогда – нужно влево загребать. И если бы я влево повернул… Хана! Мы бы с вами сейчас не беседовали. Слева – прямо под крылом – была гора. Скала.

– Да вы что?

– Так было, да. Дождь, кучевые облака. Ни черта не видно. И только шаровая молния по курсу… И я лечу за ней, лечу… И теряю сознание…

– А как вы приземлились?

– Не помню. Так же как в этот раз… когда вертолет с головой прилетел… Как он приземлился? Я не знаю. А ведь самолет, заметьте, посадить гораздо сложнее, чем вертолет.

– Ну, и куда же вас посадили?

– В дурдом…

– Нет, серьезно.

– А я вам говорю серьезно. – Летчик наставил указательный палец на Шаровика. – Сейчас я вам скажу, куда меня посадили. И вы – после этого – сразу же подумаете про сумасшедший дом.

– Ну-ка, ну-ка. Интересно.