…Какой-то богатый дядя небрежно захлопнул за собою дверцу такси. Постоял, разинув рот и глядя на небеса. Новая шляпа чуть не упала на лёд застывшей грязной лужи. Снимая шляпу, справный господин театрально поклонился сияющему северному небу. И пошел. Нет, не пошел – понес себя, как драгоценный сосуд с драгоценною влагой, которую боялся расплескать. Около мусорного контейнера он поскользнулся на банановой кожуре. Грохнулся на задницу – аж зубы клацнули. Посидел, поморщился от боли.
– Хамы! – прошептал, вставая и отряхиваясь. – Вам надо не бананы жрать. Я вам, свиньям, буду апельсины покупать.
В прихожей Мастакова пиликнул звонок. Абросим Алексеевич, открывши дверь, увидел на пороге незнакомца. Респектабельный господин был при шляпе, в галстуке с золотой заколкой, в черном элегантном осеннем пальто, в лакированных «лодочках».
– Вы насчет квартиры? – догадался Абросим Алексеевич.
– Точно так-с, – игриво ответил господин. – Мне нужна ваша квартира. Дача. Машина. Сберкнижка. И – закурить.
Мастаков присмотрелся. И сердито-радостно воскликнул:
– Тимка? Дьявол! Ну, тебя не узнать! Ты уже как настоящий новый русский…
Дорогин вошел, пылинку пальцем сбил со шляпы. Аккуратно повесил на гвоздик, оставшийся от вешалки.
– Абросим Алексеевич, а ты угадал. Я насчет квартиры. Не продал?
– Звонят, приходят, смотрят, но покупать не торопятся. Я уже и цену сбросил, дальше некуда.
– Тысяч пять еще сбрось – и я покупаю.
– Да? Решил остаться здесь?
– Мне нужно отца найти. Деда-Борея.
Возникла пауза. Мастаков недоуменно смотрел на художника.
– Я не понял, кого тебе нужно найти? Отца? Или Деда-Борея?
– Дед-Борей – мой отец, – издалека стал рассказывать Тимоха, подсаживаясь к столу. – Помню, когда я сказал ему, что я – родом с Валдая, он давай расспрашивать, как мамку звать, то да сё… А потом уже, через несколько лет, он давай мне что-то говорить про голос крови… Всё так туманно… Я не мог понять. А потом показал колокольчик. Из-под сердца вынул. Из пазухи. «Дар Валдая». А таких колокольчиков – именно таких – только два. У мамы брат работал на заводе. Специально отлил. Два таких неразлучника, мама так называла. Они друг за друга цепляются и, если не знаешь секретной защелки – не откроешь. Я, когда приехал с Севера, достал из мамкиного сундука точно такой же колокольчик-неразлучник, и сразу понял – это батя… Так что надо мне его найти! – Тиморей походил кругами по квартире. Закурил. – Не знаю, где его искать. Подумаю. Поживу здесь, поработаю… Сам видишь, как поперло из меня! – Он покрутил головой. – Во, балбес! Чуть не женился…
– На ком?
– На Кларнете.
– Извращенец ты, Тимка! На кларнет потянуло? На рояле-то куда удобней…
Посмеиваясь, Дорогин щелкнул замками дорогого дипломата. Достал коньяк. Разлил.
– В милицию-то больше не таскают?
– Успокоились вроде. – Мастаков посмотрел в глаза ему.
– Тимоха, ты не шутишь? Насчет квартиры?
– Вполне серьезно. Мы сейчас за это выпьем.
– А откуда деньги? Я извиняюсь.
– Так я же – победитель международного конкурса. Там же денег – море. Курвы не клюют! Я через неделю полечу в Москву, там церемония и прочая бодяга.
– Ну, всё тогда! – Мастаков решительно махнул рукой. – Я собираю чемодан! У меня все бумаги оформлены, завтра подпишем, и я полетел. Надоело! Соскучился…
От нежности глаза у него заголубели сильнее обычного. Повлажнели. Он поцарапал белый шрам на безымянном пальце, оставшийся на месте золотого обручального кольца, «украденного» шаровою молнией. Отодвинув рюмку с коньяком, сосредоточенно стал утрамбовывать объёмный чемодан крокодиловой кожи. Бросил. Прошелся от дивана до окна и обратно. Широкой ладонью погладил исхудавшую грудь. Болела душа, не могла успокоиться.
– Следователь, – с горечью вспомнил Мастаков, – сопляк, а сколько гонору!
– Плюнь, – посоветовал Дорогин.
– Если бы он один такой! А то ведь – кругом. Как изменился народ! Как измельчал. Советский Союз развалился, и в людях что-то развалилось. Или я старею, Тимка? Кажется, мы, жившие на Севере двадцать или тридцать лет назад, мы были другие. Лучше были. Чище! – Летчик опустил глаза. – Я, наверное, «совок». Я не горжусь, но я и не стесняюсь этого. С восторгом вспоминаю дни и годы прошлой жизни. Помню двадцать третью кассу в Москве, во Внуково. Очередь. Бывало, не хватает денег на билет у человека, так едва ли не каждый спешил предложить ему деньги. А теперь? Ты можешь такое представить?.. Народ на деньгах помешался. Мы тоже сюда ехали не за одной романтикой. Чего лукавить? Но ведь мы же никогда не слепли, не зверели из-за денег и золота. Ты думаешь, за что ему башку винтом срубило, Ходидубу тому, прости, Господи? Золото… Золото, Тимка… Народ помешался на золоте!
Заверещал телефон.
– Если насчет квартиры, – шепнул Тиморей, – говори, что продано. Железно.