Царь-Север

– Ты скоро будешь тут, как Хемингуэй на Кубе.

– А ты бывал на Кубе?

– Где я только не бывал! И на кубе. И на квадрате. И на трапеции – под куполом цирка, – пошутил Мастаков. – Летчики знакомые рассказывали. Там, на Кубе, едва ли не в каждом кафе висит портрет Хемингуэя, под которым написано: здесь любил отдыхать наш великий писатель, в таком-то году он пил здесь то-то и то-то… А в одном кафе – это мне больше всего понравилось! – тоже висит портрет писателя и оригинальная табличка: «Хемингуэй никогда здесь не был и ничего не пил!»

Рассмеявшись, вышли из кафе. Мастаков посмотрел на свои декоративные часы.

– Тимка! – сказал, размыкая браслет. – Дарю!

– Да ну, зачем?

– Бери, бери! Будешь когда-нибудь в Бангкоке, или приедешь с персональной выставкой в Ханой, в Джакарту. Посмотришь на этот будильник и вспомнишь веселое время… – Нижний «пельмень» плаксиво дрогнул у Мастакова.

– Пошли! – перехваченным горлом сказал Дорогин. – Приглашают на посадку…

Они обнялись так, что кости хрустнули.

– Тимка! Отца найдешь, так вместе прилетайте!

– Обязательно…

Серебристый лайнер в отдалении надсадно взвыл, роняя невидимые слезы на бетонку. Разогнался, приподнял могучий клюв и, оторвавшись от великой северной земли, стал поджимать под брюхо резиновые лапы. И очень скоро серебристый лайнер превратился в крестик, в малую птаху, отбившуюся от своего каравана, сквозь дождь и снег упрямо летящую на Юг. Дай Бог удачи вам, ребята, в небесах! Дай Бог удачи и всем тем, кто на земле…

16

Бог мой, ну кто бы мог подумать, что он, родившийся на юге, так прикипит душою к Северу?! Кто бы мог подумать, что, поселившись в Анапе, на берегу Черного моря, он будет скучать без матерых морозов, без метелей и страшных ветров, будто сорвавшихся с цепи и выбивающих планету из-под ног? Будет сниться ему звездный купол полярной ночи, распускающей павлиньи перья – сказочные позари. А в туманной морской дали за маяком будут ему неотвязно мерещиться тундровые просторы. Там колобродит незакатное солнце полярного дня. Там земная лазурная твердь неуловимо для глаза перетекает в небесную твердь так, что бывает трудно разобрать: по тундре, по небу ли уносится в дымку оленья упряжка, послушная тугому длинному хорею – «поэтическому» инструменту погонщика…

* * *

И весна здесь хороша, и лето, и зима. Но осень – осень это отдельная песня. Золоченая солнцем и листьями осенняя Анапа необычайно прекрасна и привлекательна, особенно если у вас – добротный домик на берегу, уютный тихий сад, в котором все знакомо до листочка, до ягодки, до последнего серебряного кружавчика, искусно вытканного паучихой-рукодельницей.

В саду приютилась беседка под фруктовыми деревьями, где вы, приняв на грудь стаканчик волшебного винца, охотно подтвердите правоту поэта:

О счастье мы всегда лишь вспоминаем,
А счастье всюду! Может быть, оно –
Вот этот сад осенний за сараем,
И чистый воздух, льющийся в окно…

Ощущение полного счастья, покоя приходит к душе вечерами, когда разольется над морем закат винного цвета, и все в природе как-то осмысленно, задумчиво затихает, готовится ко сну. Дерево перестает лепетать. Сникает пожелтелый стебелёк травы, отяжеленный дробиной росы, округло мерцающей во мгле. Птаха, предусмотрительно посидев на черепичной маковке, повертев головенкою по сторонам и, поморгав капелюхой смолистого глаза, прошуршит по воздуху сухим листом, под застреху спрячется, выронив из-под крыла белую горячую пушинку, ветерком увлекаемую в сторону моря.

Приветливый светлоглазый домик находится неподалеку от старого маяка, похожего на неохватное сказочное дерево, алыми цветами в сумерках роняющее отблески под крутой обрыв, где шелестит шелками, шуршит и разрывается о камни прибой, штопаный белыми нитками.

Ночами тихо. Море слышно в приоткрытое окно. Слышно редкую чайку, всплакнувшую спросонья. Если тебе не спится, можно подойти к окну и увидеть стойбище туманов, серой волнистой отарой спустившихся в долину. Туманы серебрятся под луной. Чуть колыхая занавеску, в комнату, наполненную светом мирозданья, струится свежий запах фруктов и почвы – древней русской земли, политой кровью, потом предков – земли, на границе с которой стоят вековые отроги Северо-кавказского хребта и почти круглый год не дают непогоде прорваться в курортную вотчину. А степные вольные ветра, широко и песенно бегущие с Таманского полуострова, так ласково и нежно здесь умеют врачевать усталые людские души.

Книга третья

Духозим

1