Поначалу построенный на крови и слезах, на костях заключённых, заполярный город напоминал ребёнка, рождённого не по любви и даже более того – ребёнка, зачатого путём насилия. Но жизнь идёт, дитё растёт, забывая или даже не помня о муках своего рождения. Вот так и этот город. Он преобразился, он приукрасился, обновлённый силой и энергией добровольцев, миллионами приехавших на Крайний Север, как правило, за романтикой, а не за длинным рублём – это порыв был совершенно искренний, не показной. И весёлое, крепкое племя заполярных романтиков заметно отличалось от людей с «материка». Здешние люди отличались выправкой, крепкой костью, характером, который ни за какие деньги не купишь: если есть, значит, есть и ты остаёшься на Севере, а нет, значит, нет – уезжай и никто на тебя не обидится. Житель заполярья – это такая особая нация, которая прошла, прежде всего, через морозы чудовищной силы, после чего уже нисколько не страшны ни огонь, ни вода, ни медные трубы, которые, кстати, можно отлить прямо тут же, на медном заводе.
Приблизительно в таких вот выражениях рассказывал экскурсовод о своём любимом заполярном городе.
Высокие гости согласно покачивали головами, но в глазах у них было выражение явного несогласия. «Житель Москвы – вот особая нация!» – такое выражение можно было прочитать у них в глазах.
Потом был отдых, немного непривычный, даже странный, поскольку солнце за окном гостиницы ни в какую не хотело уходить – полярный день пристально смотрел на эти земли. А на утро чиновники, плотно позавтракав, запряглись в казённую работу, заключавшуюся в такой утомительной, скрупулёзной и нудной проверке цифирей, что всякий другой человек, не имеющий крепкой чиновничьей жилки, просто помер бы там, среди столов, заваленных всякими отчётами, сметами и прочая, прочая, прочая. И в этом деле – нужно отдать им должное – этим столичным профессионалам просто не было равных. И что характерно – даже намёка на взятку терпеть не могли. Даже чашку чая выпить за казённый счёт не то, что не хотели, а не могли – поперёк глотки вставал.
– Принципиальные! – с тихим ужасом говорила «принимающая сторона». – Как бы чего не вышло!
– Ничего, на рыбалку свозим, а там, даст бог…
– А вдруг они даже того… ни рыбаки, ни охотники?
– Да не может быть такого!
– Ну, хорошо, коли так.
Через пару деньков с казёнными делами было покончено. И оставалась только ещё одна «проверка». Московским товарищам – они об этом заявили прямо и открыто – давно уже хотелось слетать на вертолёте, «произвести ревизию» северных рек и озёр. Как они там, не высохли? Текут туда, куда сказала партия?
Несказанно обрадовавшись, «принимающая сторона» заегозила:
– Да мы это устроим в самом лучшем виде! Какой у вас размер сапог? Какой размер одежды?
Вылет назначили на раннее утро.
Перед рассветом густой туман пластался над предгорьями. Серой паклей законопатил перевалы и ущелья, распадки заваливали косматыми скирдами, среди которых жёлтым цветком слабо маячило солнце. Прорываясь в дыры, образовавшиеся в туманном покрывале, солнечный свет блукал по перелескам, золотил окошки в городских домах, делая их похожими на сказочные терема.
Видимость ухудшалась, взлетать было рискованно: можно винтами зацепиться за деревья, за горбушку соседней горы, где чёрным плавником ощетинился горелый лес. «Мероприятие» хотели отложить, но в последний момент погода снизошла к высоким гостям.
Ветер с перевалов соскользнул, подчищая хребты, подметая распадки. Синие проплешины засияли в небе, и солнечные зайцы вприпрыжку побежали по тундре, весело и ярко отражаясь в реках и озерах.
Город ещё дремал и сладко нежился в предутренней прохладе, когда легковая машина доставила гостей в аэропорт.
Сопровождали москвичей два офицера местной милиции – подполковник Плацуха и майор Фукалов, переодетые в новую камуфляжную форму, ещё не обмятую, стоявшую колом.
Машина подъехала к вертолёту – к самым винтам, похожим на лепестки огромного цветка, покрытого густою мерцающей росой, осевшей из тумана. Старенький, местами облупленный Ми-8 канареечного цвета, прогревал движки, диким ревом заглушая мерное журчание реки, на берегу которой находилась площадка – заасфальтированный блин метров сорок в диаметре, по краям подгоревший от старых костров, растрескавшийся от мороза, покусанный траками тягачей и до белого теста скоблёный широким ножом бульдозера.
Гости – видать после вчерашнего излишества – страдали с похмелья. Плацуха с Фукаловым перемигнулись, и перед гостями – в салоне вертолета – появилось янтарное пивко, красно-оранжевая рыба. Бледные, каплями пота покрытые лица чиновников слегка повеселели.
Фукалов, посмотрев на рыбу, вспомнил анекдот.
– Чукча приехал в Москву поступать в институт международных отношений. А ему… хи-хи… вопрос задают на экзамене. Какие, мол, послы бывают? Ну, чукча отвечает: «Чрезвычайный посол». «Правильно, – говорят. – А ещё какие послы бывают?» Чукча подумал. «Дипломатический посол». «Хорошо, – говорят. – А еще какой посол бывает?» Чукча почесал за ухом и говорит: «Сёмужный посол и посол ты на х…»