Царь-Север

После афганской контузии левый глаз у него сам собою подмигивал – где надо и где не надо. Нервное это подмигивание – суровым оком – производит гнетущее впечатление; становится немного не по себе. Но Духозим Духозимыч привык.

– А сегодня как? – спросил он. – Ноги бил не зря?

– Нормально… – Егор в окошко посмотрел. – Ты ничего не слышал? Нет? А то мне показалось…

Старик Духозим повернулся к раскрытой двери. Мизинцем в ухе поковырял.

– А чего там? – не понял он, прислушиваясь. – Там только гнус гнусавит.

– А мне показалось, вертушка над перевалом… – Зимогор осмотрелся. – А где избушата?

– Играют, вон они. – Духозим рукою показал. – У бережка.

– В прятки, что ли, опять? Я прошёл и не заметил.

Два светловолосых ребёнка-избушонка, посмеиваясь, бегали около озера, босыми ножонками чуть касались травы и цветов, как только ветер касается – пригибая, но не приминая. Беззаботные, беспечные ребята-избушата иногда заигрывались. Бегая кругами возле полярных берёзок или старых лиственниц, избушата со всего разгона вдруг забегали на зеркало солнечной яркой воды. Невероятно лёгкие, воздушные ребята-избушата оставляли синие следочки на воде – небольшие рытвинки, в которые сейчас же наливалось солнце или вдруг показывалось рыльце какой-нибудь рыбы, растревоженной беготнёю этих озорников.

Зимогорин вздохнул, с тоскою наблюдая за избушатами.

– Я принёс им кое-что… от зайчика.

– Гляди, разбалуешь.

– Да нет, я так, по мелочи.

Духозим помолчал, наблюдая за парнем.

– Жениться тебе надо, Зимогор, – задумчиво сказал старик. – Как сам-то думаешь?

– Поживем – увидим, – не сразу ответил Егор. – Война план покажет.

Эх, война! Всю душу она перетряхнула. Прошлая жизнь представлялась Егору какой-то очень далёкой и нереальной. Так, что-то смутное, туманное что-то прорисовывалось в памяти и пропадало. Была подруга. Тонкая и звонкая. Красавица, каких не часто встретишь. Она его ждала, писала письма, а потом… потом Егора Зимогорина «убили». (Перепутали бумаги в политотделе). Горевала подруга не долго. И, наверно, с горя – не иначе – вышла замуж. Как-то очень быстро она утешилась. Хотя какие могут быть претензии? Всяк свою жизнь выстраивает в меру своих пониманий. Потерять подругу было жалко, но не так чтобы очень. А вот насчёт родителей – совсем другое дело. Родители, старики, скончались, так и не дождавшись сына, звенящего медалями за отвагу и мужество. Из госпиталя он поехал было к себе в деревню – в предгорьях Саян. Сначала самолётом добирался, потом на поезде, потом на маршрутном автобусе. И вот здесь-то, уже на самых подступах к родной земле, произошла заминка. То ли дорогу в горах расширяли на двести там каком-то километре. То ли убирали остатки камнепада – гранитные оползни, похожие на многотонных тюленей. Строительная техника посреди дороги раскорячилась. Мужики ходили в оранжевых тужурках. Легковые и грузовые машины, идущие сверху и снизу, уже собрались длинными хвостами. Водители и пассажиры сидели в тенечке, курили, анекдоты травили. И вдруг что-то дёрнуло сердце Егора! Он поначалу даже сам не понял, что это с ним такое? А через минуту – среди множества людей – он увидел подругу свою. Красивую, яркую, гордую. И она увидела Егора. Вспыхнула от неожиданности. Даже как будто вздрогнула. Хотела подойти, но засмущалась, покосившись на мужа, сидящего рядом. И тут приглушенно рвануло – где-то в горах, совсем неподалёку. Земля, развороченная динамитом, коротко, но сильно содрогнулась, трава колыхнулась и птицы взлетели над кронами ближайших деревьев. И Егор пригнулся по фронтовой привычке – в первую секунду бежать собрался. Потом сердито сплюнул, выпрямляясь. Медленно, точно во сне, рука его сама собою потянулась – сорвала придорожную былку. (Это оказался полынок). Ощущая во рту – и в душе – неизбывную горечь, он резко отвернулся и пошёл по тракту, только пошёл не домой, а назад – на равнину. Уходил и думал: «Это моё прошлое взорвали! Всё! Не надо сюда возвращаться!»