Царь-Север

За плитами рыжих камней ручеек блекотал – белесая вода барашками закручивалась. Неподалеку за спинами ощущалось присутствие гигантского снежного забоя – то, что вьюга зимою забила и утрамбовала в каменном береговом овраге; то, что не растаяло за лето, оставаясь лежать серой тучей.

Комары заунывно заныли, слетаясь на жирных чиновников. Плацуха с Фукаловым переглянулись. Понимающе тряхнув головой, Фукалов, по привычке взяв под козырек, на полусогнутых сгонял за накомарниками.

– Вот, – сказал, протягивая две шляпы с сетками. – Прошу. Вооружайтесь от нашего врага.

Гости поспешили напялить мелкосетчатые намордники, вздохнули с облегчением, а когда пришла пора опохмеляться, конфуз получился: стакан с коньяком застрял в накомарнике, золотистая жидкость плеснулась на многослойный подбородок Вольдемара Петровича. Сердито срывая намордник, чиновник матюгнулся и проглотил пригоршню гнуса. Закашлялся, брезгливо морщась. Отошел от походного столика, стал отплевываться.

Краснобай, наблюдая за своим приятелем, откровенно расхохотался. А Плацуха и Фукалов – эти под сурдинку посмеивались.

Подлечившись коньяком и плотно закусив, Вольдемар Петрович весело воскликнул:

– Ну и комары у вас! Как вы тут живете?

Согласно кивая, Плацуха прихлопнул кровопийцу у себя на переносице, где срослись кустики чёрных косматых бровей.

– У нас такой комар, что просто ужас! Я недавно встретил товарища по службе и спрашиваю, почему у тебя голова перевязана? А он мне в ответ – комар укусил на рыбалке. Я говорю, да брось ты врать, комар ведь не собака. А он говорит, дело в том, что напарник веслом решил прихлопнуть комара!

Тут уж все вместе расхохотались.

– Веслом? Это чтобы уж наверняка? А вот как насчет мази? – вытирая слезящийся глаз, спросил Краснобай. – Не найдется?

– Обижаете, Мирон Марфутович. Есть хорошее средство.

– Сразу нужно было! Это надёжней, чем накомарник…

Плацуха оправдывался: некоторые, мол, боятся кожу попортить мазями.

Вольдемар Петрович хмыкнул:

– Что я, девка красная?

– А девку-то сюда не плохо бы! – мимоходом сказал Краснобай.

Вольдемар Петрович отмахнулся:

– Баба на борту – к несчастью.

Плацуха с Фукаловым переглянулись; у них была резиновая баба на борту, русалка (заводная, с моторчиком).

Потом разговоры затихли.

Вытягивая руку, Плацуха показал куда-то вдаль, и вскоре все заметили: на противоположном берегу ручья северный олень величаво, как памятник, возвышался на покатой вершине – на старых развалинах гранитных рыжевато-кровавых останков, кое-где прошнурованных кореньями и травой камнеломкой. Достали бинокль, рассмотрели породистого крупного быка с пантовыми толстыми рогами, два «сучка» на которых оказались обломанными; видать, в бою во время гона потерял. Серыми клубками гнус копошился на спине оленя. Носоглоточный овод ползал по морде. Прекращая жевать жестковатую ветку, пошевеливая чуткими влажными ноздрями, бык с достоинством и любопытством посмотрел на вертолёт, размерами и цветом напоминающий скирду золотистой соломы, неожиданно кем-то наскирдованную посреди вековечных оленьих владений.

Облизывая губы, Краснобай возмечтал:

– Завалить бы такого красавца! Одни рога что стоят…

– А печёнка? – подсказал Фукалов. – А язычок олений? М-м, свежачок! Такой не подадут ни в одном московском ресторане!

– Кому-то, может, и не подадут, а кому-то в зубах принесут! – опять пошутил Москалёв, щёлкая затвором фотоаппарата. – Ох, снимочки будут! Ох, снимочки! Сам Антон Корбайн позавидует!

– Комбайн?

– Да, да… – Москалёв хохотнул, не открывая имя знаменитого фотографа. – И комбайн, и трактор «Беларусь»! Все они, черти, все обзавидуются! Хотя у меня аппарат – не самый лучший. Тут надо бы фоторужьё!

Услышав знакомое слово «ружьё», Плацуха поцарапав кустики бровей на переносице, молча, но выразительно покосился на подчиненного и сделал короткий властный жест рукой: давай, мол, тащи.

Фукалов, низкорослый, но широкий в плечах, снова рубанул рукой – взял под козырек. Резко повернулся, оставляя воронку под каблуком, и косолапо зачастил к вертолёту.

– Стрелять? – Краснобай пожал плечами. – Зачем? Успеем ещё, напуляемся…

Но майор уже принёс оружие – два новых карабина, «аппетитно» пахнущие смазкой. Чуть улыбаясь и азартно потирая ладони, Плацуха шаловливо щёлкнул мерцающим затвором.

– Товарищи! Кто смелый?

– Я забыл, когда стрелял даже из рогатки-то! – признался Краснобай.

Вольдемар Петрович осторожно взял оружие и зачем-то дунул в вороненый ствол, словно играть собирался на нём, как на свирели. Повернувшись к ручью, он присел на колено и долго, старательно целился, перекосив одну щеку. Но так и не выстрелил. Опустив карабин, подошёл к валуну и прилёг на гранит, опушённый плесенью и мхом. Облизнул от волненья пересохшие губы. По-бабьи рыхловатые белые руки чиновника постепенно отвердели, точно сделались деревянным продолжением приклада. Гранитные останцы вдалеке размазались и ушли восвояси. Раздвоившийся олень в глазах стрелка на мгновение «собрался в кучу» и застыл на тёмной мушке.