Зонтаг тревожили метафорические параллели, но в больничных палатах медицинские сражения с раком и СПИДом тоже велись параллельно. Среди врачей, первыми начавших принимать и лечить больных СПИДом, было немало онкологов. Об иммунодефиците часто сигнализировала саркома Капоши – взрывной вариант обычно вялого рака, внезапно поражающий молодые тела. В Сан-Франциско, эпицентре эпидемии, первым отделением, организованным специально для лечения больных СПИДом в 1981 году, стало саркомное подразделение клиники, которым руководили онколог Пол Волбердинг и дерматолог Маркус Конант. Волбердинг, можно сказать, олицетворял собой переплетение судеб этих двух недугов. Он учился на онколога в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, потом недолго изучал в лаборатории мышиные ретровирусы, но, разочаровавшись, переключился на клиническую онкологию.
Для Волбердинга, как и для его первых пациентов, СПИД и был раком[756]
. Чтобы лечить больных саркомой, он позаимствовал из протоколов НИО кое-какие схемы химиотерапии[757]. Но помимо схем он позаимствовал у института и нечто куда менее осязаемое – дух и уклад[758]. В Больнице общего профиля Сан-Франциско, в конце длинного, выстеленного линолеумом коридора с голыми лампочками и облупившейся краской, Волбердинг со своей командой организовал первое в мире отделение для лечения больных СПИДом. Так называемое отделение $Б он создавал по образу и подобию онкологических отделений, которые видел во время стажировки. “То, что мы сделали, – вспоминал он, – было точной копией онкологического подразделения, но только с ориентацией не на рак, а на СПИД. <…> За образец действительно брали именно онкоотделения, где имеешь дело с комплексными заболеваниями, сопряженными со множеством психологических тонкостей и применением множества лекарств. Таким отделениям необходим квалифицированный и разноплановый персонал для ухода и психологической поддержки”[759].Многие из санитаров были гомосексуалами и приходили в $Б ухаживать за своими друзьями, а по мере того как эпидемия набирала силу, нередко возвращались туда уже пациентами. Врачи здесь переизобретали медицину, натравливая всю свою смекалку на зловещий, таинственный недуг, который они не могли толком постичь – как не могли постичь и сообщество, ему подверженное. По мере того как палаты наполнялись больными со странными лихорадками неясного происхождения, правила отделения пересматривались, и вскоре в нем воцарилась та самая неортодоксальная атмосфера, что была так мила сердцам его обитателей. О фиксированных часах посещений никто уже не вспоминал. Друзьям, приятелям, любовникам и родственникам позволяли – и даже всячески в этом содействовали – ночевать на дополнительных койках, чтобы помогать пациентам пережить тяжкие горячечные часы. По воскресеньям один танцор из Сан-Франциско устраивал вычурные обеды с отбиванием чечетки, с боа из перьев и шоколадномарихуановым печеньем. Наверное, именно такие нововведения Фарбер и вообразить не мог, но для охваченного горем и страхом сообщества это была собственная, неповторимая интерпретация фарберовского принципа “тотальной заботы”.
Даже СПИД-активисты, выстраивая свою политику, переняли язык и тактику не у кого-нибудь, а у лоббистов от онкологии, а затем оптимизировали этот язык в соответствии с собственными нуждами и новой реальностью. В январе 1982-го, когда кривая заболеваемости СПИДом круто летела вверх, шестеро мужчин основали волонтерскую организацию “Угроза здоровью геев”, боровшуюся со СПИДом путем пропаганды, лоббирования, публичных кампаний и протестов[760]
. Первые волонтеры паслись перед входами в бары, сауны и на дискотеки по всей стране, собирая пожертвования и распространяя постеры с информацией. Организация координировала невиданные усилия по информированию народа о СПИДе из осыпающегося здания в районе Челси. Это были ласкериты от СПИДа, только что без серых костюмов и жемчугов.Тем временем в лаборатории парижского Института Пастера происходил судьбоносный научный прорыв в понимании эпидемии СПИДа. В январе 1983 года исследовательская группа Люка Монтанье обнаружила в биоптатах лимфоузлов молодого гомосексуала с саркомой Капоши и скончавшейся от иммунодефицита уроженки Заира признаки вируса[761]
. Вскоре Монтанье пришел к выводу, что это РНК-вирус, способный преобразовывать свои гены в ДНК и встраивать их в геном человека, то есть