Безвода охотно согласился. В первый день визита, когда исследователи запросили учетные документы 154 участниц его испытаний, Безвода прислал им всего 58 папок, причем, что удивительно, все они описывали случаи из экспериментальной (ауто-ТКМ) группы. Когда же гости попытались настоять на просмотре данных контрольной группы, Безвода заявил, что они “потерялись”.
Озадаченные американцы решили копать глубже, и вскрывающаяся картина тревожила их все сильнее[793]
. Предоставленные им записи выглядели на удивление халтурно: небрежные одностраничные заметки, сделанные словно бы задним числом, одним махом подытоживали результаты шести или восьми месяцев предполагаемого лечения. Критерии зачисления в испытания найти обычно не удавалось. Безвода утверждал, будто делал трансплантации равному числу темнокожих и белых женщин, но почти все записи касались бедных, полуграмотных темнокожих пациенток йоханнесбургской больницы Хиллброу. Когда же исследователи попросили ознакомиться с формами согласия на процедуру, знаменитую тяжелыми осложнениями, документов снова не нашлось. У больничных наблюдательных советов, обязанных хранить подобные протоколы, разумеется, не осталось ни единой копии. Складывалось впечатление, что никто вообще не давал согласия и не имел ни малейшего понятия об испытаниях. Многих участниц, числившихся как “выжившие”, давным-давно сплавили в стационары паллиативной помощи – умирать от терминальных, некротических стадий рака груди – и исключили из списка подлежащих дальнейшему наблюдению. Одна женщина из экспериментальной группы не получила ни единого лекарства. Еще одна история болезни при ближайшем рассмотрении оказалась мужской, причем раком молочной железы пациент не страдал[794].Вся эта история оказалась выдумкой, мошенничеством. В конце февраля 2000 года, чувствуя, как петля разоблачения с каждым днем все туже сжимается вокруг него, Вернер Безвода отправил своим коллегам по университету лаконичное письмо, в котором признался в фальсификации части результатов исследования. (Впоследствии он объяснял изменения в записях своим стремлением сделать эксперимент более “доступным” для коллег-американцев.) “Я допустил серьезное нарушение научной этики и поступил недобросовестно”, – написал он[795]
. Затем он уволился из университета и прекратил давать какие бы то ни было интервью, перенаправляя все вопросы к своему адвокату. Его номер исчез из телефонного справочника Йоханнесбурга. В 2008 году я сам пытался разыскать Безводу, чтобы взять интервью, но ничего не вышло.Эпический провал Вернера Безводы стал последним ударом по амбициям высокодозной химиотерапии. Летом 1999 года разработали последнее испытание – проверить, может ли STAMP увеличить выживаемость женщин с раком груди, затронувшим многочисленные лимфоузлы. Через четыре года ответ не оставлял сомнений: никаких видимых преимуществ. Из 500 пациенток, зачисленных в экспериментальную (ауто-ТКМ плюс высокодозная химиотерапия), девять умерли от посттрансплантационных осложнений и еще у девяти лечение вызвало агрессивный, устойчивый к химиотерапии острый миелоидный лейкоз – рак несравненно худший, чем прежний. (Аутотрансплантация костного мозга оказалась совершенно бесполезной в лечении рака молочной железы и многих других опухолей, однако, как выяснилось позже, избавляла от некоторых лимфом – что еще раз подчеркивало гетерогенность раков.)
“К концу 1990-х чары развеялись, – заметил Роберт Мейер. – Последними испытаниями лишь забивали гвозди в крышку гроба. Мы уже лет десять подозревали, каким окажется результат”[796]
.Ландшафтный дизайнер Мэгги Кесвик Дженкс наблюдала конец эпохи трансплантации в Шотландии. Дженкс создавала фантастические сады – футуристические вихри из прутьев, прудов, камней и земли, стойко выдерживавшие беспорядочный натиск сил природы. В 1988 году ей провели щадящую операцию по поводу рака молочной железы, а потом и мастэктомию. Некоторое время она надеялась на выздоровление, однако через пять лет, вскоре после 52-го дня рождения, у нее случился рецидив: дали о себе знать метастазы в печени, костях и позвоночнике. В эдинбургской Западной больнице общего профиля она прошла курс высокодозной химиотерапии с последующей ауто-ТКМ. Дженкс не могла знать, что испытания STAMP в конце концов провалятся. “Доктор Билл Питерс <…> пролечил [трансплантацией] несколько сотен женщин, – писала она, не теряя надежды на исцеление. – Средняя продолжительность ремиссии у его пациенток составляла восемнадцать месяцев. Сейчас мне это кажется целой жизнью”. У самой Дженкс в 1994 году, едва прошли те самые 18 месяцев после трансплантации, снова случился рецидив, и в июле 1995-го она скончалась.
В эссе, озаглавленном “Взгляд с передовой”[797]
, Мэгги сравнила свой опыт переживания рака с ситуацией, когда кто-то глухой ночью внезапно просыпается в огромном реактивном самолете, откуда его сбрасывают с парашютом над незнакомой местностью, не дав даже карты.